Катя сидела с эскизами нового квеста и, когда зазвонил телефон, сразу схватила его. Посмотрев на номер абонента, девушка помедлила и нажала отбой. Потом снова взяла его в руку и набрала текст эсэмэски: «Не могу говорить. У меня встреча».
Крылова была строгой и печальной. Сегодня все картины были уже сняты и составлены в одном углу. Несколько уцелевших, испорченных незначительно, стояли отдельно. Соколовский шел рядом с ней, неторопливо рассматривая следы вчерашнего безумства неизвестного человека.
– Валентина Владимировна… – начал было он, но художница поправила:
– Можно просто Валентина.
– Как думаете, кто хотел бы уничтожить ваши картины?
– У меня много врагов, – с той же печалью в голосе ответила Крылова.
– Да, вы многих бесите, – заявил Соколовский и тут же уточнил: – Не я придумал – это я слышал по телевизору.
– Нет ничего отвратительнее зависти.
– Согласен. И все-таки кому могло понадобиться так вас унизить – при большом скоплении гостей и прессы?
– Мой муж? – предположила художница.
– Я немного знаю об Иннокентии – для него это как-то… мелко. Вам не кажется?
– Других подозреваемых у меня нет, – покачала головой Крылова. – Кеша не может простить мне успеха. Именно после его предательства и развода я серьезно взялась за кисть.
Соколовский остановился перед испорченной краской картиной, изображавшей девушку с птицами, вылетавшими из головы.
– Скажите, а что означает эта картина?
– Вы сами не видите? – не очень любезно ответила Крылова. – Тут девушка с птицами.
– Нет, я спрашиваю, не что на ней изображено, а что она означает?
Художница неожиданно замолчала, как будто подбирала слова. Потом неохотно заговорила, прикоснувшись пальцами к раме:
– Эта девушка – я. А это мои проблемы. Видите, как их много?
– Вижу.
– То, что произошло с моей выставкой, – это еще одна проблема. Вот вы понимаете, что это означает?
– Птиц в голове прибавилось? – брякнул Соколовский с самым невозмутимым видом.
– Это означает, что вы должны решить эту проблему. Ходите, спрашиваете, а ничего не происходит. Я говорю – это мой муж. Почему ничего не происходит?
– Не сомневайтесь, – пообещал Соколовский. – Произойдет.
Бывшего мужа Крыловой вызвали в отдел для дачи показаний на девять утра. И ровно в девять в дверь ввалился крепкий мужчина в мохнатой шапке, валенках и толстом свитере. Как-то сам собой напрашивался большой овчинный тулуп, но если он и существовал на самом деле, то, видимо, остался в машине.
– Вызывали? – сочным басом спросил мужчина, осматриваясь по сторонам.
– Для Деда Мороза рановато, – оценил Королев колоритный вид гостя.
Соколовский торопливо встал из-за своего стола и пошел навстречу Крылову:
– Иннокентий Семенович, доброе утро. Коллеги, это бывший муж Крыловой.
– Олигарх, – понимающе кивнул Королев.
– Тоже – бывший, – ответил Крылов.
– Скажите, где вы были вчера вечером, Иннокентий Семенович? – спросил Соколовский, усаживая визитера на стул возле своего стола.
– Рыбу ловил, – уверенно ответил Крылов. – У меня и свидетели есть. Сегодня после вас тоже поеду.
– Ну-ну, – с сомнением хмыкнул Королев, не поднимая головы. – Посмотрим. Бывший олигарх – рыболов, прямо картина маслом…
– Что, Валентина на меня указала? – догадался Крылов.
– А вы о чем? – сделал большие глаза Соколовский.
– Ребят, – укоризненно покачал головой Крылов, – вы не ходите вокруг да около. Я телевизор смотрю, в курсе событий. Я к вам сразу приехал, чтобы вы время зазря не тратили. Мотив у меня, конечно, есть – скандальный развод, все в курсе. Но я человек не мстительный. И за Валю только рад.
– Почему тогда на выставку не пришли? – немного язвительно спросил Королев. – Порадоваться!
– Потому что Валя меня на дух не переносит.
– А кто ей, по-вашему, мог желать зла? – снова спросил Соколовский.
– Тут не могу ничего сказать. Отношений у нас с ней сейчас никаких нет, не общаемся, может, и завела врагов…
– То есть раньше у нее таланта не было?
– Художественное училище она окончила, конечно. Пыталась что-то изображать. Потом слезы: «Я – бездарность», – а все неудачные опусы – в топку. А тут – вполне приличные картины вышли!
– А не подскажете, Иннокентий Семенович, – задумчиво спросил Соколовский, – с кем можно про ее ученические годы побеседовать? Может, это привет оттуда?
– Может… Вы попробуйте ее преподавательницу найти. Зовут Еремеева Любовь Ефимовна. Валя в гости ее приглашала, когда за мольберт бралась.
– Спасибо. Найду.
– А вы за стол садитесь, – строго велел Королев, – и все ваши показания изложите письменно. И желательно напишите телефоны тех, кто ваше алиби подтвердить может.
– Раз надо… – нехотя стал пересаживаться Крылов.
– Я уехал, – схватив пальто с вешалки, объявил Соколовский и исчез за дверью.
Королев подсел к Крылову, протянул лист бумаги и авторучку.
– Как же это вы все свои миллионы жене уступили? – спросил он. – И только не надо мне гнилой морали, типа, не в деньгах счастье.
– Счастье в деньгах, безусловно, есть, – степенно и беззлобно ответил Крылов. – Но борьба за них так выматывает… Рыбалка лучше. Точно говорю.
В Художественной галерее готовили выставку, и сегодня здесь допоздна задержались и устроители, и рабочие. Соколовский спросил, где можно найти Еремееву, и ему указали на пожилую женщину, одетую несколько экстравагантно для своего возраста.
– Любовь Ефимовна? – Соколовский подошел и церемонно склонил в приветствии голову. Женщина смотрела на него настороженно. – Я вам звонил. Я из полиции. Интересуюсь работами Валентины Крыловой.
– Я хотела лично вам сказать, – перебила его женщина. – Перестаньте создавать лишнюю рекламу этой бездари.
Еремеева подошла к стене, поправила картину, сделала шаг назад и с довольным видом кивнула.
– Сурово, – удивился Соколовский.
– Зато без эстетической лжи. Я вообще не понимаю шумихи вокруг ее имени! Я только и слышу отовсюду: Крылова, Крылова, Крылова, Крылова…
– Я не профи, – пожал плечами Соколовский. – Но на выставке были приличные картины.
– Может быть, – неохотно ответила женщина, – хотя я видела только в новостном сюжете. На выставку меня не пригласили.
– Интересно. Вы же вроде как любимый учитель?
– Учитель – да, но любимый ли? – резко сказала Еремеева. – Я всегда искренно говорила девочке: не пытайся прыгнуть выше своей головы.
