Лепидопт заметил, как «Хонда» подмигнула фарами: два раза быстро, потом еще раз. Это означало: «Все в порядке».
– У нее ничего не выйдет. Возвращайтесь к ней.
Беннет проследил за взглядом Лепидопта, кивнул и поспешил к стеклянным дверям, скрывшись за ними. Все равно ему бы влетело за курение в здании.
Направляясь к машине, Лепидопт не стал похлопывать по поясу над правым карманом брюк – он и так чувствовал, как упирался в бедро, скрытый курткой, автоматический пистолет 22-го калибра. В нижний край куртки он вшил две стальных шайбы – чтобы быстро откидывать его в сторону.
Старик в костюме заметил его и улыбнулся, положив обе руки на крышу машины.
– Орен, – сказал он негромко – голос едва одолевал эти несколько метров тротуара, и Лепидопт с трудом разбирал слова. – По-моему, вы отклонились от утвержденного плана.
Он говорил с идеальным произношением американского телеведущего.
Должно быть, катса из Праги, сообразил Лепидопт. И каким образом он нас здесь отыскал? Палец! Они положили что-то в палец.
Когда до машины оставалось всего несколько шагов, он понял, что можно не спрашивать удостоверение личности – старик был ему знаком. Это был тот инструктор, который возил молодых студентов «Халомота» в пустыню к северу от Рами в 1967 году и призывал вавилонского демона ветров Пазузу – бешено вращавшийся вокруг них и при этом абсолютно неподвижный вихрь.
Улыбка старика не успокоила его.
– Любой план – это фундамент для изменений, – буркнул Лепидопт. Эта старая моссадовская поговорка отражала изменчивую природу полевых операций. – Последние события показали…
– А на сервирут рассчитывать нельзя, – перебил старик. Слово «сервирут» означало «вероятность»: израильский генштаб употребил этот термин, опровергая вероятность неожиданной атаки со стороны Египта и Сирии в 1973 году, – той самой неожиданной атаки, что последовала сутки спустя, и Голда Меир потом говорила, что вздрагивает всякий раз, услышав это слово.
Лепидопт вспомнил Сэма Глатцера, Эрни Боззариса, детектива из боззарисовских саяним в Сан-Диего… Ничто не предполагало их гибели.
– Верно, – выдохнул он.
– Ты здесь закончил? – спросил старик и, когда Лепидопт кивнул, предложил:
– Давай ознакомимся с ситуацией.
Лепидопт сел на заднее сиденье, а катса, обойдя машину, занял место рядом с водителем.
– Как я понял, ты раздобыл машину Эйнштейна, – заговорил он, втиснувшись на сиденье и закрыв дверцу, – но не знаешь, как она работает. Я Арье Мишел – на случай, если ты с того дня в пустыне запамятовал имя.
– Отвези нас куда-нибудь, Берт, – попросил Лепидопт. – Брэдли сами доберутся домой.
Он вытянул ноги чуть в сторону и откинул голову на спинку, не думая о том, что его ермолка-парик может растрепаться. – Давай-ка в кошерную лавку «Пико», я умираю с голоду.
Обращаясь к седому затылку на переднем сиденье, он добавил:
– Все верно. Единственный живой человек, который пользовался машиной, – сейчас у другой команды, кем бы они ни были. Они захватили моего информатора. Двое наших саяним и один агент погибли. В общем, операция прошла… не по учебнику.
Он поднял портфель Маррити и поставил на сиденье рядом с собой.
– Однако мы заполучили письма Эйнштейна к его дочери. Они могут оказаться полезными.
– Я спасаю то, что еще можно спасти, – Мишел, судя по голосу, был доволен. – Прежде всего ты должен будешь…
Его прервало электронное жужжание сотового телефона. Только один человек знал этот номер, и Лепидопт выпрямился и протянул руку между спинками кресел, чтобы достать аппарат из чехла.
Глубоко вдохнув, он включил прием.
– Да?
– Ваши люди опоздали, – прозвучал из трубки голос Фрэнка Маррити. – Они захватили мою дочь.
– А где вы сейчас?
– В отеле Рузвельта, в вестибюле. Они…
– Как они вас нашли? – спросил Лепидопт.
– Точно не знаю… может быть, мой отец… хотя он не…
Лепидопт напрягся, услышав возню на том конце линии, но слегка расслабился, когда раздался женский голос.
– У них в ящике хранится мумифицированная голова его отца, – сказала женщина. – Она не совсем мертвая и способна указать на местонахождение Фрэнка через электронную спиритическую доску. Нам нельзя здесь оставаться.
Словно издалека, донесся голос Маррити:
– Что за бред ты несешь?
– Дайте ему трубку, – попросил Лепидопт и почти сразу услышал тяжелое дыхание.
– Фрэнк, кто она, эта женщина с вами?
– Ее зовут Шарлотта, фамилии не помню. Это она пыталась убить меня утром, в темных очках. Она, как видите, перешла на мою сторону. Слушайте, это же бред: голова моего отца в ящике, «не совсем мертвая» и выслеживает меня…
«Перебежчица с той стороны!» – сообразил Лепидопт и, прикрыв трубку ладонью, шепнул Малку: – К отелю Рузвельта – мигом! – убрав руку, он заговорил: – Послушайте, Фрэнк, мы сможем спасти вашу дочь. Нам надо встретиться. Мы только…
– Но это ведь безумие, да? Дафна похищена, а я торчу здесь с этой сумасшедшей…
Лепидопт осторожно поинтересовался:
– За последние три дня с вами не происходило ничего сверхъестественного или паранормального?
– Сами знаете, что происходило. Вы же были там прошлой ночью, когда это существо появилось в телевизоре.
– И вы кое-что знаете об Эйнштейне и о сарае вашей бабушки. А ваша Шарлотта, как ее там, замешана в эти дела подольше вашего?
– Очевидно, да.
– Тогда допустите, что она не сумасшедшая. Не спешите с выводами. Шарлотта с нами поговорит?
– Да, она хочет.
– Хорошо. Мы в десяти минутах от вас – оставайтесь в вестибюле, там людно. Договорились? На карту поставлена жизнь вашей дочери!
– Хорошо.
Лепидопт выключил телефон и вернул его в чехол.
– Я думал, что этого агента схватили, но он сейчас в вестибюле отеля Рузвельта с женщиной из конкурирующей команды. Она, видимо, перешла на другую сторону и хочет с нами поговорить.
– Отлично! – сказал Малк, подавшись к рулю.
– У той команды, – продолжал Лепидопт, – если верить женщине, в ящике хранится голова отца моего агента, которая выводит их на него.
– Я могу его прикрыть, – не оглядываясь, сказал Мишел. – Купишь пару бутылок виски, Орен.
Лепидопт сжал губы. Он помнил, как использовалось виски для определенных демонстраций в годы его учебы.
– Этот агент, – продолжал Мишел, – как ты его завербовал?
– Представился агентом АНБ. Пришлось действовать поспешно – его дочь чуть не впустила в себя диббука.
