Однако в преддверии Второй мировой войны произошло снижение темпов роста капиталовложений, поскольку металлургическая отрасль, химическая промышленность и машиностроение были переориентированы на обеспечение военных нужд. Подобный переход привел к снижению интенсивности наращивания основных фондов, и уровень инвестиций в этот период вновь упал до отметки 14 % от ВВП. Пожалуй, если бы не война, то экономический рост в СССР мог бы достигнуть еще более впечатляющих масштабов.
Трудовые ресурсы
Параллельно с накоплением физического капитала в Советском Союзе аналогичным образом шел интенсивный процесс накопления человеческого капитала. В 1917 г. уровень грамотности среди населения был весьма низким, особенно среди жителей сельской местности. Хотя в Российской империи существовало несколько крупных университетов, по итогам переписи 1897 г., грамотное население составляло всего лишь 21 % (Крисп. 1978, 389). Большинство школ располагались в черте города. Незадолго до начала Первой мировой войны предпринимались попытки распространения среди жителей страны начального образования, однако к 1918 г. грамотностью могли похвастаться не более 38 % совершеннолетних граждан (Крисп. 1978, 391).
Стремление советского правительства к повышению уровня образованности в стране, с одной стороны, было обусловлено широкими культурными амбициями, а с другой — имело ряд причин узкого экономического характера. Первая группа известна достаточно хорошо, чего нельзя сказать о второй. Советские исследования в области экономики образования строились на итогах работы, проводимой до 1917 г. Ряд эмпирических изысканий по вопросам трудовых доходов показали, что в любом возрасте образованный работник получает более высокую заработную плату, нежели не имеющий образования. В 1924 г. в свет вышла выдающаяся работа С.Г. Струмилина, основанная на анализе опросов, проведенных среди 2602 операторов токарных станков. Его исследование намеренно охватывало довоенный период, так как это позволяло не учитывать влияние волны сокращений уровня заработных плат, последовавших за событиями 1917 г. и нарушивших взаимосвязь между степенью образованности и производительностью труда. В своей работе Струмилин анализировал уравнение, в рамках которого навык (как преобразованное выражение уровня заработной платы) зависел от возраста, профессионального опыта и количества лет, затраченных на обучение работника. Результат его изысканий продемонстрировал крайне высокую степень окупаемости затрат на образование, и на основе этого ученый разработал процедуру сравнения издержек и социальной выгоды применительно к последовательности образовательного процесса, исчисляемого в годах обучения. Итогом его работы стал вывод о том, что «сложно вообразить себе более выгодный способ “вложения капитала” даже в условиях столь безграничных возможностей, которые существуют в Советской России» (Каган. 1965, 9).
Так как Струмилин одновременно был ведущим экономистом Госплана и автором первого пятилетнего плана, его исследование носило отнюдь не только академический характер, не предполагающий практического воплощения взглядов ученого. Высказанная им в 1929 г. идея о том, что «расходы государственного бюджета на повышение культурного уровня населения страны должны рассматриваться наравне с расходами на техническое переоснащение производства как способы капиталовложений, имеющие равную ценность для нашей экономики», нашла свое отражение в государственной политике (Каган. 1965, 10). Первый и второй пятилетние планы включали обширные разделы, посвященные вопросу важности образования и повышения квалификации и их значению для индустриализации страны. Кроме того, в этих разделах провозглашались весьма амбициозные задачи повышения грамотности населения и развития профессиональных навыков работников. Велась работа по распространению начального и среднего образования, среди населения решительно насаждались программы повышения грамотности для взрослых. По данным переписи 1926 г., уровень грамотности среди совершеннолетних граждан составлял 51 %, а уже в 1939 г. этот показатель достиг 81 %. Особенно заметны в этой области были успехи женской части населения: в 1897 г. у мужчины было втрое больше шансов получить образование, чем у женщины, но уже к 1939 г. эта разница была практически сведена к нулю (Российская академия наук. 1992, табл. 8). И успехи женщин вовсе не ограничивались повышением уровня грамотности, они охватывали также среднее, техническое и университетское образование.
Коллективизация сельского хозяйства
Аграрная революция 1930-х гг. стала итогом рыночных кризисов, разразившихся десятилетием ранее. Начиная с 1926 г. объем зерна, который удавалось собрать правительству, был меньше ожидаемого. В предыдущей главе я высказал идею о том, что недостаточная степень потребления являлась результатом слишком высоких цен на промышленные товары по сравнению с товарами сельскохозяйственного производства. Однако Сталин придерживался мнения, что склонность крестьян к торговле зависела от размера их сельскохозяйственных владений. В соответствии с данной точкой зрения, основная причина, по которой в 1920-х гг. уровень внедеревенских продаж был ниже, чем в довоенный период, заключалась в ликвидации мелкопоместного дворянства и кулачества в постреволюционную эпоху, а также распространение хозяйств среднего размера — самодостаточных крестьянских дворов, которые заняли освободившуюся экономическую нишу в деревне. Долгосрочным решением этой проблемы являлась идея реорганизации малых и средних хозяйств в социализированные производственные подразделения — коллективные хозяйства, которые, как предполагалось, должны проявлять большую готовность к развитию рыночной торговли. В противном случае единственным источником зерна для государства оставались уцелевшие кулаки, запасавшие непроданные излишки.
Несмотря на то что более высокие цены на сельскохозяйственную продукцию могли стать закономерным стимулом для крестьян к увеличению объема зерна, поставляемого на рынок для продажи, Сталин отрицал эту логику по тем же самым причинам, которыми оперировал Преображенский: так как государству требовались средства для интенсификации инвестиционного процесса, правительство повышало уровень цен в промышленном секторе и способствовало удешевлению сельскохозяйственных товаров. Однако на этом он не остановился, и в итоге экономическая политика уподобилась сбору дани, которую Москва некогда платила татаро-монгольским завоевателям, из-за чего данный подход стал иногда именоваться «примитивным накоплением по методу Тамерлана» (Хьюз. 1996, 14–15).
Значительная доля потенциальных излишков зерна была сосредоточена в руках более зажиточных крестьян, и поэтому именно они стали целью новой государственной политики. По мнению Сталина, строительство социализма требовало «обострения классовой борьбы» против кулаков. С декабря 1927 г. он перешел к реализации «уральско-сибирского» метода сбора зерна. Обычно практическое приложение этих мер воспринимается лишь как изъятие запасов, однако Хьюз (1996) подчеркивает, что политика правительства в этом случае имела куда более тонкие — и менее явные — мотивы. Каждая деревня должна была уплатить своего рода «зерновой налог», однако при этом община могла распределять нагрузку среди ее жителей. Доход большинства крестьян, как правило, был ниже среднего уровня, и это бедное большинство заставляло более обеспеченное меньшинство платить налог. Сбор дани и классовая борьба дали нужный совокупный эффект, позволяя правительству достигать своей цели и изымать излишки зерна у населения.
