Предисловие. «Никто уже не знает, где искать правду»
Правда – это высшее благо, любовь к правде – добродетель. Но, как и любая добродетель, она наталкивается на проблему, имя которой «практика». Например, есть жизненное правило, что честность является основополагающей для коммерсанта, так что он остается в выигрыше, если может ее симулировать: это касается не только делового мира, но подтверждается везде и всюду. Примерно каждые восемь минут и до 200 раз в день, как установили в высшей степени правдивые ученые в, разумеется, надежных исследованиях, человек лжет. (Реальные цифры еще больше, ведь даже если человек ничего не говорит, это тоже может быть ложью благодаря умалчиванию.)
Вдобавок даже при намерении оставаться честным человек может говорить неправду: память вряд ли можно назвать надежным хранилищем информации. Она неспособна выдать истинную летопись нашей жизни, но при необходимости объединяет подходящие воспоминания и организует их в своего рода спектакль о прошлом. Каждое «представление» такого «спектакля» может немного отличаться и, возможно, даже включать выдуманные сцены, причем сами мы этого не осознаем.
Итак, нельзя полагаться даже на самих себя. На других же – тем более. В частной и общественной жизни, в повседневном быту, как и в политике и экономике, в искусстве и средствах массовой информации, в науке и спорте, нами манипулируют из злого умысла или с чистой совестью. Фальшивые картины в художественных галереях, ретушированные фотографии в газетах, инсценированные репортажи в телеэфире, обманы в Интернете, плагиаты в литературе, музыке и науке, поддельные документы, фиктивные военные испытания, а также фальсифицированные продукты питания… Список огромен и уходит корнями в Античность и даже еще большую древность.
Он включает фальсификации, повлиявшие на ход всемирной истории, например Константинов дар» VIII века или «Протоколы сионских мудрецов»; в нем отмечены такие великие имена, как Микеланджело, Луи Пастер или Бертольд Брехт, а также такие длинные имена, как Карл-Теодор Мария Николаус Иоганн Якоб Филипп Франц Йозеф Сильвестр фон унд цу Гуттенберг. В нем упоминаются случаи, вызывающие скорее улыбку, например мошенничества Герта Постеля и «капитана» из Кепеника; он же охватывает примеры того, что ложь, мошенничество и маскировка могут служить целям просвещения. Сто лет назад такой эффект имели действия Артура Шютца, подсунувшего прессе первого грубенхунда
[1], сегодня – провокации дуэта активистов «The Yes Men» («Согласные на все»), разоблачающие международные корпорации, экономические союзы и политические институты.
Не всегда дело в деньгах, собственности, власти, славе, признании, внимании. Порой подлог преследует хорошую цель – еще в Средние века оправдывалась pia fraus, ложь во спасение, к которой прибегали церковники, не беспокоясь о спасении души. Или же обман может совершаться ради шутки (и ради того, чтобы насладиться чувством собственного превосходства, если удалось обмануть другого).
Между тем при любом раскладе ложь и фальшь должны выглядеть правдоподобно, ясно и убедительно. Иными словами, каждое время отличается такими фальсификаторами и обманами, которых заслуживает.
С древности времена заслужили многое, очень многое. Сегодня мир до краев наполнен подделками. Естественно, что при таком объеме ложного, фальшивого и неясного широко распространена тоска по подлинному и первоначальному. Но все напрасно: «подлинное» почти всегда оказывается правдоподобной имитацией, созданной с большей или меньшей долей фантазии, как это, например, происходит в некоторых документальных фильмах об исторических событиях и личностях.
На следующих страницах представлен небольшой обзор великих и незначительных, серьезных и веселых случаев, накопившихся и выявленных за два с половиной тысячелетия. Однако известных фальсификаций так много, что здесь показана только верхушка айсберга. Каждый год появляются новые обманы, а старые, иной раз спустя столетия, разоблачаются. Дальше – больше: правда и ложь, реальность и вымысел, оригинал и копию, подлинник и повторение, настоящее и поддельное не всегда можно отличить друг от друга. «Никто уже не знает, где искать правду», – произносит Ганс Сакс в опере Рихарда Вагнера «Нюрнбергские мейстерзингеры». Не все так плохо, но на следующих страницах вы найдете некоторые примеры фальсификаций.
Между прочим: цитата – фальшивка.
Уже в Древнем Риме…
Мы не знаем, сколько лгал человек каменного века. Однако он это делал: известно милое жульничество эпохи неолита – бусы из 183 оленьих зубов, 65 из которых при этом представляли собой имитацию таких зубов из кости.
Без сомнения, ложь в древности достигала больших масштабов. Представители римских высших слоев общества стремились завладеть бюстами и статуями греческого происхождения и украшали свои дворцы и сады не только оригиналами, но и подделками, якобы созданными старыми мастерами. По свидетельству поэта Федра, уже во времена первого императора Августа имела место оживленная торговля антиквариатом, снабжавшая фальшивками страстных до искусства и горделивых патрициев. Равным образом значительная часть драгоценных камней, демонстрировавшихся богачами, происходила из мастерских, которые специализировались на производстве фальшивых украшений, – об этом упоминал философ и государственный деятель Сенека.
Греция была для римлян и литературным примером. Даже великие авторы не стеснялись плагиата, что наглядно представляет Филипп Тайзон в своей работе «Плагиат. Неоригинальная история литературы». «Рассей же стужу! Щедро подкладывай // В очаг дрова и четырехлетнее // Вино из амфоры сабинской, // О Талиарх, пообильней черпай!»
[2] – пишет Гораций, просто идущий по стопам, а точнее по строфам Алкея: «Долой ненастье! Жарче огонь раскинь, // Вино разбавь нескупо медвяное»
[3].
А когда Катулл писал: «Тот с богами, кажется мне, стал равен, // Тот богов превыше, коль то возможно, // Кто сидит напротив тебя и часто // Видит и слышит, // Как смеешься сладко, – а я, несчастный, // Всех лишаюсь чувств оттого, что тотчас, // Лесбия, едва лишь тебя увижу, – // Голос теряю, // Мой язык немеет…»
[4] – он просто переписал часть стихотворения Сапфо: «Богу равным кажется мне по счастью // Человек, который так близко-близко // Пред тобой сидит, твой звучащий нежно // Слушает голос // И прелестный смех. У меня при этом // Перестало сразу бы сердце биться: // Лишь тебя увижу, уж я не в силах // Вымолвить слова. // Но немеет тотчас язык…»
[5]
