– Ясно, господин штурмбаннфюрер! – Командир группы кивнул Вагнеру. Помощник прекрасно понимал начальство.
Люди пришли в движение. Несколько солдат выкатывали из салона рулоны маскировочной сети, набрасывали ее на крыло и фюзеляж. Другие резали ветки в лесу, подтаскивали к самолету. Третьи раскладывали их поверх сети. Все эти действия неоднократно отрабатывались, доводились до автоматизма. Каждый знал, что он должен делать. Самолет быстро растворился в гуще зелени.
Вагнер махнул рукой. Солдаты бесшумно выстроились в колонну по одному и двинулись через небольшое поле в юго-восточном направлении. Вскоре они уже втягивались в лес по еле видимой тропе. Потом по цепочке прошла команда: всем на месте! Люди застыли. Тут же последовало новое распоряжение: вперед передовой дозор. Два солдата отделились от авангарда, углубились в лес. Остальные выждали пару минут и снова двинулись в путь.
Какое-то время тропа петляла по лесу. По ней беззвучно скользили мрачные тени.
Справа за кустами местность резко уходила вниз, там были известные Панинские топи. В сорок первом и сорок втором в тех местах прятались партизаны. У них имелись тайные базы, секретные схроны с оружием. К этим местам вели тропы, которые причудливо огибали гиблые участки. Ориентироваться на этой местности могли лишь знающие люди. У партизан такие были.
Изгнать участников сопротивления из болот немцам так и не удалось. Базы грамотно маскировались. Даже при отсутствии листвы вычислить их положение с воздуха было трудно. Немцы бомбили и обстреливали болота. Партизаны несли потери, но продолжали жить и огрызаться.
Отряд штурмбаннфюрера Остермана продвинулся на два километра в юго-восточном направлении и через двадцать минут вышел к опушке леса. Впрочем, слово «опушка» имело лишь условное значение. Антураж напоминал застывший штормовой океан. Лощины, кустарники, приподнятые голые участки.
В свете луны, выглянувшей из-за облака, очертился проселок, заросший курослепом. Он огибал лес с востока, когда-то вел от Калинок к запасному аэродрому. Потом на нем в нескольких местах поплыл грунт, и им перестали пользоваться. Сейчас дорога находилась в плачевном состоянии.
Диверсанты рассредоточились вдоль дороги, залегли. Кругом царила какая-то неестественная тишина. Потом прозвучала лаконичная команда, и отряд пошел вперед. Половина слева от дороги, другая справа. Временами кричал кулик. Дозор, ушедший далеко вперед, сообщал, что там все чисто.
Места расположения постов диверсанты знали. Они обогнули по буеракам небольшое озеро, на берегу которого раскинулся поселок Калинки, обошли военный городок, окруженный забором.
Штаб полка находился в глубине территории, за бараками. Цель располагалась ближе. Гарнизонная гауптвахта соседствовала с караулкой, стоявшей на въезде в часть.
Диверсанты рассредоточивались в складках местности. Несколько человек оседлали дорогу, ведущую из городка в Злотов. По цепочке передавали приказ: ждать, соблюдать режим тишины.
Снаружи прохаживались двое часовых, глухо переговаривались. Вышел еще один, вспыхнул огонек папиросы. Из обрывков разговора явствовало, что скоро подойдет из города какая-то машина.
Фон Остерман неплохо владел русским языком. Еще он знал итальянский, французский и немного английский. Своим детишкам в Дортмунде Карл прививал то же самое, заставлял их учить языки чуть не с пеленок. Настоящий немец обязан знать языки народов, порабощенных им!
Ждать эту машину было глупо. Так можно всю ночь тут просидеть. Диверсанты подползали ближе. Они застыли, когда на дороге заблестел свет фар. От города, гремя бортами, шел грузовик, видимо, тот самый.
Полуторка подъехала к КПП, встала. Слышались голоса. Водитель и старший машины переговаривались с охраной. Открылись ворота, грузовик заехал внутрь. Створки вновь замкнулись.
У ворот остались два солдата. Они потянулись в разные стороны. Один остановился, стал всматриваться. Что-то ему не понравилось. Но реальная опасность возникла сзади. Выросла тень за спиной, лезвие рассекло горло. Боец захрипел, подкосились ноги.
Второй ушел недалеко, резко обернулся и тоже не успел. Выросли двое, сбили беднягу с ног. Стальная леска обвила шею. Он лишь дважды взбрыкнул ногами.
Несколько темных фигур устремились к двери. Безалаберные бойцы оставили ее открытой. Рослый громила в комбинезоне ворвался первым. В крохотной будке горела тусклая лампочка. Двое караульных подлетели как на пружинах. Их убили ножами, не поднимая шума. Одному всадили лезвие в живот, другому вспороли горло.
Вторая дверь вела во двор перед воротами. Там горел фонарь, освещал место для стоянки автотранспорта, где находилась лишь полуторка, которая въехала в ворота минуту назад. За ними прохаживались двое часовых. Один успел вскинуть автомат, что-то выкрикнул. В свете фонаря мелькнуло брошенное лезвие, оно перевернулось, вонзилось солдату в грудь. Второй отшатнулся, но на него уже налетели, не успел даже охнуть.
Капот полуторки был распахнут, внутри с фонарем возился водитель. Он высунулся на шум, заморгал. Его ударили в спину десантным стилетом. Боец захлопал глазами, подавился кровавой пеной.
Диверсанты растекались по двору. В глубину воинской части уходила широкая аллея, терялась в темноте. Тени скользили к караулке, пригибались, чтобы их не заметили из зарешеченных окон.
– Вагнер, возьмите шесть солдат, перекройте аллею, – распорядился Остерман. – Установите пулемет и никого не подпускайте.
– Слушаюсь, штурмбаннфюрер!
Несколько человек побежали вперед, на аллею. Плечистый здоровяк тащил на плече «МГ-42». Остальные подкрадывались к караулке, в окнах которой поблескивал огонек.
Часовой на крыльце отсутствовал. Пост находился во внутреннем дворе, рядом с гауптвахтой. Трое диверсантов уже рассредоточились у тяжелой металлической двери с закрытым оконцем. Остерман, пригибаясь, забрался на крыльцо.
– Грубер, Хогарт, – прошептал он. – Давайте назад, проверить грузовик. Если исправен, уйдем на нем. Подготовить ворота к открытию.
Двое солдат заскользили обратно во двор.
Тут-то и возникла нештатная ситуация. В кабине грузовика оставался человек. Видимо, старший машины, прибывший вместе с водителем. Он увидел, что происходит, сполз с сиденья, помалкивал и думал, как поднять тревогу и самому уцелеть. К сожалению, можно было выбрать только одно.
Диверсант, распахнувший дверь кабины, получил в упор очередь из автомата и умер мгновенно. Второй шарахнул из «МП-40». Полетели стекла, пули кромсали обшивку сидений. Корчился умирающий сержант Красной армии. Рассвирепевший диверсант прыгнул в кабину, вытолкнул окровавленное тело с обратной стороны. Двигатель не пострадал, ключ оставался в замке зажигания.
Всколыхнулась воинская часть. Остерман ругнулся. Ладно, люди Вагнера их задержат.
Стучаться в караулку было глупо. Диверсанты схлынули, залегли. Дверь разворотил оглушительный взрыв мощной гранаты. Первой в помещение влетела еще одна, потом пошли десантники. Они косили из автоматов все, что там дергалось и шевелилось. Внутри кричали солдаты, захваченные врасплох, кто-то пытался отстреливаться.
