Как раз в тот момент, когда Эйлин пришла к этому неутешительному заключению, ее похитители зашевелились. Они обменялись несколькими замечаниями. Насколько она смогла понять, они обсуждали, не пора ли ее уводить.
И видимо, решили, что пора, потому что они встали и подошли к ней. Один поднял Эйлин на ноги. Потом ее завернули в какую-то прочную, но не грубую ткань – похоже, в парусину.
Сверху ткань закрепили веревками, орудуя так, словно имели дело с почтовой посылкой. Но Эйлин была совершенно беспомощна и не могла им помешать. Ей обернули голову поверх мешка, и теперь Эйлин не видела никаких проблесков света, она погрузилась в кромешную тьму. Потом огромный мужчина вскинул ее к себе на плечо и понес. Она услышала, как скрипнули петли, и почувствовала, что ее снова вынесли на тропическую жару.
Мужчины двинулись в путь. Эйлин слегка покачивалась на плече громилы и вскоре ощутила, что они начали подниматься, скорее всего, шли вверх по склону холма, начинавшегося за церковью. Однако, судя по звуку их шагов, они шли не по улице, а по каким-то боковым переулкам. Эйлин больше не могла отличить свет от тьмы, но она почувствовала разницу температуры. Солнце наверняка уже село.
Все это время она старалась ослабить веревку, державшую руки. Постепенно ей удалось высунуть кисти из кокона, в который ее обернули. Вместе с руками Эйлин просунула наружу свой ридикюль. Когда похитители прошли еще несколько ярдов, ридикюль повис на ее левом запястье, и теперь она отчаянно старалась удержать его так, чтобы он, покачиваясь, не ударял громилу по спине. К счастью, он, видимо, ничего не заметил, потому что, не останавливаясь, шагал вперед.
Вскоре Эйлин почувствовала, как ее окутала смрадная атмосфера трущоб.
Похитители приближались к своему логову. Она сделала все, что могла, и все же шанс сбежать, вырваться на свободу оставался практически нулевым.
День близился к концу, наступил вечер, да и ночь была не за горами. Последний час Роберт смотрел поверх ветхих крыш трущоб, не сводя взгляда с двери в логово работорговцев.
Почти весь сегодняшний день он провел со своими помощниками в их наблюдательном пункте в башне. Они по очереди сменяли друг друга у окна.
Роберт пришел сюда вскоре после завтрака. На сегодня у них с Эйлин не было намечено никаких планов, связанных с расследованием, и он надеялся, что слова, которые он, прощаясь, сказал ей, упали на благодатную почву.
Он очень надеялся.
Правда, она могла перехватить мальчишку, если он прибежит с берега сообщить, что работорговцы вернулись, чтобы забрать еще детей. Но даже если бы она это сделала, Роберт был уверен – до определенной степени, – что она пошлет мальчика к нему. В конце концов, что еще она могла сделать?
Как еще могла вмешаться в его миссию?
Поэтому теперь, когда работорговцы в буквальном смысле сидели у них под носом, Роберт должен был сосредоточиться на том, для чего его сюда прислали. У него уже не осталось времени, чтобы отвлекаться на светло-карие глаза, которые то и дело бросали ему вызов, на острый язычок, который слишком хорошо знал, на какие рычаги надавить, чтобы управлять им.
Роберт не собирался терпеть, чтобы им управляли, ни она, ни кто-либо другой.
Когда все закончится и он, возвращаясь назад, заберет ее с собой, они смогут дать волю мощному влечению, вспыхнувшему между ними. Тогда, на обратном пути в Англию, у них будет достаточно времени для этого.
А сейчас главное – его миссия. Все остальное должно отойти на второй план, отступив перед тем, что предписано чувством долга.
Особенно сейчас, когда что-то наконец начало происходить.
За полчаса до полудня к работорговцам прибежал посыльный. Похоже, он передал какие-то инструкции человеку, сидевшему у двери. Перекинувшись парой слов, оба вошли в дом.
Роберт послал Коулмана и Фуллера обойти вокруг логова и посмотреть, нет ли с обратной стороны другого выхода. Они вернулись и сообщили, что обнаружили целых два. К тому же они видели, как вскоре посланник в сопровождении двух головорезов вышел через одну из задних дверей и, проскользнув на соседнюю улочку, все трое двинулись в сторону центра поселения.
Коулман и Фуллер сказали, что ушли три человека, но, поскольку в доме оставался еще один, Роберт приказал им посмотреть, в каком направлении пошли те трое, а потом вернуться и сообщить ему.
С тех пор прошло примерно шесть чесов.
Все это время Роберт молился, чтобы его решение позволить работорговцам уйти туда, куда их послали, и не отправлять за ними никого, дабы не разделять свои и без того небольшие силы, оказалось правильным. Чтобы подтвердилась гипотеза о том, что они всегда возвращаются в свое логово, прежде чем увести пленников в джунгли.
Он надеялся, что работорговцы, которым он дал уйти, вернутся назад и не поведут очередного пленника прямиком в свой лагерь.
Шесть часов прошли в напряжении.
Наконец, когда солнце село, тени стали гуще и темнота готовилась поглотить все вокруг, он увидел, как двое головорезов, остававшихся в доме, вышли к дверям и остались там, глядя в направлении одной из улочек, ведущих к центру поселения. Роберт понял, что они ждут возвращения своих товарищей и, скорее всего, с очередной жертвой.
С каждой минутой царившая в комнате атмосфера ожидания накалялась. Роберт снова отправил Коулмана и Фуллера следить за задними дверями в логово, на случай если работорговцы войдут оттуда.
В конце концов бандит, сидевший на ступеньках и не сводивший глаз с улочки, встал. Он по-прежнему смотрел в том направлении, но что происходило на улочке, Роберт разглядеть не мог.
Мужчина повернул голову, посмотрел внутрь дома и что-то сказал своему приятелю, находившемуся внутри. Потом снова посмотрел в сторону улочки и усмехнулся. Его товарищ вышел из дома и тоже улыбнулся тому, что они видели.
Не отрывая взгляда от входа, Роберт ждал появления тех, кто приближался к дому.
И наконец увидел.
Увидел двоих мужчин, которые раньше ушли в сторону поселения. Более крупный из них нес на плече какой-то завернутый в ткань тюк.
Тюк, который определенно был человеком, но… Роберт прищурился. Закутанная в ткань фигура была слишком тонкой и короткой для мужчины.
Подросток?
– О господи. – Это тихое восклицание вырвалось у Бенсона, приткнувшегося сбоку и тоже смотревшего в окно. Бенсон поднял глаза и встретился взглядом с Робертом. Лицо Бенсона перекосилось от ужаса. Он показал рукой на сцену, разыгрывавшуюся у входа в логово работорговцев: – Неужто это…
Роберт снова взглянул туда. Громила, тащивший закутанную фигуру, повернул свою ношу, чтобы протиснуться в дверной проем, и Роберт увидел то, что уже удалось заметить Бенсону, смотревшему немного под другим углом.
Из-под тряпки виднелись две нежных белых руки, связанные веревкой. С одного запястья на черном шнурке свисал знакомый черный ридикюль. Они все видели его раньше – Роберт неоднократно – неизменно висевшим на руке Эйлин Хопкинс. Ее голова и все тело были полностью замотаны тканью, не позволявшей разглядеть что-нибудь еще.
