– К черту, – цежу я и резко сворачиваю к обочине, останавливаю машину, вылетаю из нее, подхватывая свои вещи.
– Сэр…
– Плевать! – ору я контролеру и, срываясь на бег, спускаюсь в подземку.
Лишь бы успеть! Должен успеть! Ну как так-то? Когда я ездил в метро последний раз? Даже не могу вспомнить.
Мой телефон снова начинает звонить. В груди бешено бьется сердце, и я сбрасываю звонок дочери, выходя на нужной станции.
Еще немного. Я поскальзываюсь на льду, но мне удается сохранить равновесие, запахиваю на себе пальто, но, черт возьми, как холодно. Хлопья снега бьют прямо в лицо, так что кончик носа тут же мерзнет.
– Эрик, – встречает меня взволнованный Ноа, когда я, дрожащий, стуча зубами, вбегаю в больницу.
– Где она? Как она? Почему сегодня? – выпаливаю я вопросы, на ходу снимая пальто и пиджак, и натягиваю белый халат, который предусмотрительно держал для меня друг.
– Не обладаю такой информацией, но давай быстрее. Третий этаж, там увидишь Мел. – Ноа оставляет меня одного в лифте, и я нажимаю на кнопку нужного этажа.
Дыши. Давай, Эрик. Вдох. Выдох. Ничего страшного не произошло. Она всего лишь в больнице. Попала в больницу. Она тут одна, без меня. Никогда в ней не смягчится эта черта упертого характера.
Двери лифта открываются, и я быстрым шагом иду по белому коридору. На шум моя дочь оборачивается от двери, в которую она до этого смотрела, и расплывается в насмешливой ухмылке.
И в этой женщине никогда ничего не поменяется.
– Рассказывай, – без предисловий говорю я.
– Надевай, – она вкладывает в мою руку хирургическую маску. – Схватки начались, как я поняла, утром. Воды отошли прямо на финансах, приведя в панику всю аудиторию. Вот это было шоу, мы с ней так смеялись…
– Мелания!
– А да, так вот. Ну, мы поехали сюда, оформились. Она попросила не говорить тебе, пока не приблизится то самое время, чтобы не отрывать от работы.
– Как всегда, – закатываю я глаза, надевая маску.
– Иди, – дочь отходит от двери, пропуская меня в палату. – И да, пап, она отказалась от обезболивающего, поэтому береги голову, – смеется Мел.
Я пропускаю мимо ушей ее замечание и вхожу в палату. И зря!
– Эрик, мать твою! Ненавижу тебя! Урод! Членистоногий без мозгов! – на меня тут же сыпятся ругательства, отчего я немного опешил. Моргая, я смотрю на покрасневшее и мокрое лицо девушки с разбросанными ногами и в больничной сорочке. Между ее бедер расположились врач и две медсестры, наблюдая за процессом, и держат ее ноги.
– Хлои, – я не могу не улыбаться, когда подхожу к ней.
– Мистер Форд, хороший день, чтобы родить вашего сына, – говорит наш лечащий врач.
И, кивая, я подхожу к кушетке, на которой извивается моя жена.
– Убью! Только подойди ко мне! Боже! – она откидывает голову, выгибаясь.
– Малыш, ты с ума сошла? Надо было…
– Нет! Нет! Вдруг что-то бы случилось. Я вытерплю, – видно, схватка ее отпускает, и она, тяжело дыша, перебивает меня, моментально понимая, за что я хотел ее отругать.
Но через несколько мгновений она набирает воздуха, и новый поток ругани:
– Я тебе член отрежу! Только трахни меня еще раз! Только попробуй!
Ее пальцы впиваются в мой орган, и у меня перехватывает дыхание. Больно! Как же это, мать вашу, больно!
– Хлои! – ору я, отрывая ее руку от своих гениталий и сжимая в своих.
– Прости… прости… жеребчик… прости. Я люблю тебя… козел… ненавижу!
От этой смены слов и интонаций, крика и чуть ли не плача я просто теряюсь. Да, мы готовились, ходили на курсы. Но когда у нас что-то было как у людей? Никогда. Даже наша свадьба прошла по-идиотски глупо. А точнее, она не состоялась из-за того, что дочь ее брата Нила решила разукрасить свадебное платье Хлои, та, в свою очередь, впала в панику, а больше всех возмутилась Мел. Было столько крика, шума… но не меня. Я, как полный придурок, во фраке стоял в церкви и ждал… долго ждал, пока не запаниковал и не поехал домой. Мы разминулись. Никого в квартире не было, я думал, что мое сердце остановится от боли, от того, что она ушла. А она тем временем ехала ко мне, но я даже не знал об этом и напился. Нет, года не изменили меня, хотя частенько получал нагоняй от Хлои за алкоголь. Наутро, увидев девушку рядом с собой на постели, я разобрался во всей ситуации только с третьего раза. И наша американская горка закончилась в тот день, приехав к окончательному пункту назначения. В итоге мы расписались в мэрии в будний день, третьего февраля. Не было ни гостей, ни шума, ни платья, ни банкета. Были только мы. Моя колдунья, наконец-то освободившаяся от своих цепей ради меня. И я, ее похотливый жеребчик, который с каждым днем любил ее все больше. А особенно в моменты ярости и ссор, когда она била посуду. Затем набрасывалась на меня как безумная, и мы мирились… несколько раз.
Беременность стала для меня шоком, я даже не знал, как реагировать. Ведь Хлои не предупредила меня, что перестала предохраняться. Оказывается, моя маленькая, как я думал, девочка сама приняла решение, сходила к моему лечащему врачу и узнала проценты возможности зачатия и стала принимать гормональные таблетки. Хотя у нее все было в порядке. Но, увидев заключение – две полоски, – я потерял дар речи. Первый раз за всю свою жизнь я плакал, не мог остановиться. Даже похороны родителей так не тронули меня, как осознание того, что моя любимая женщина пошла ради меня на это, перешагнула через свои страхи и все получилось после двух лет совместной жизни.
Как я и говорил когда-то ей, случайность не случайно приходит в нашу жизнь. И Хлои стала неправильной необходимостью для меня. Каждый день, проведенный с ней, откладывался в памяти и нашем альбоме жизни. Теперь не существует ни ее, ни меня, существуем мы. И это местоимение самый лучший подарок судьбы.
– Полное раскрытие, – громко говорит Торренс, и меня вырывает из воспоминаний.
– Давай, любимая, давай. Помнишь, как мы учились? Один глубокий вдох, и тужимся, – уверенно говоря, я наклоняюсь к Хлои и убираю с лица влажные пряди волос. – Молодец. Еще, малыш. Давай родим нашего сына, – приговариваю я, пока наш доктор раздает указания продолжать тужиться. Не паниковать при виде мучений на ее лице и чувствовать дрожь тела. Желаю передать ей свои силы, только бы ей облегчить эту задачу.
– Эрик… ненавижу…
– Знаю, женушка, знаю, как ты меня любишь. Знаю, что больно. Но я с тобой, как и всегда. Вдох. И давай, – я сильнее сжимаю ее руку, и Хлои упорно выполняет указания, тужась так сильно, что вены на ее висках вздуваются и по ним катится пот.
– Головка, – Торренс поднимает голову между ног Хлои, и я ведь понимаю, что он акушер, но, черт, он смотрит прямо на влагалище моей жены. – Сейчас не тужимся. Расслабься.
– Ага. Попробуй расслабиться, когда у тебя там слон и безумно хочется в туалет, – быстро дыша, говорит Хлои врачу, цепляясь пальцами за мою руку.
