— Сволочи, — прошептал он. — Что они с тобой
сделали…
— Олег… — прошептала она. — Ты все-таки…
— Обопрись на меня.
Она обнаружила, что ее руки уже свободны, а когда пошевелила
ногами, с них упали разрезанные веревки. Олег протянул ей руку, она встала,
пошатнулась. Он осторожно обнял ее за плечи, но она все равно охнула и закусила
губу. Кожа пламенела в кровавых ссадинах, на спине висели лохмотья кожи, а
кровавые полосы наложились одна на другую так, что образовали месиво.
— Можешь идти? — спросил он. — Хотя это не
важно. Я унесу, больше не волнуйся.
Она пошарила взглядом. Сорванное с нее платье грязной грудой
лежало в углу этой комнаты. Она помнила, как на улице мужчины не могли оторвать
от ее изумительной фигуры восторженных взглядов, а их женщины зеленели от
злости, но сейчас избитое и опозоренное тело невольно горбится, отчего
выпячивается живот и провисает грудь…
— Смогу, — ответила она. — Я все смогу, чтобы
они все подохли!
— Подохнут, — пообещал он.
Под грудой платья обнаружились ее туфельки. Она попыталась
надеть, однако ступни распухли, не влезли. Два трупа, из-под которых выползают
струйки крови, в огромных ботинках. Она далеко не Дюймовочка, но все же в один
такой ботинок влезут обе ее ноги…
— Выберемся наверх, — сказал он, — все будет.
Любые туфли.
— А мы выберемся? — спросила она тихо.
— Мы из всего выберемся, ~ пообещал он.
— Олег!
Он улыбнулся разбитыми губами:
— Представь себе, они не знают, что я и есть тот самый,
к которому они пытаются подобраться!
Она отпрянула, из ее глаз брызнули слезы.
— Ты должен убить меня!
Он удивился:
— За что?
— Я предала тебя… Они сделали мне один-единственный укол…
и я рассказала им все-все! Я призналась им, какой ты крутой… я рассказала, как
мы познакомились… Я им рассказала со всеми подробностями, что ты не ниже
рангом, чем полковник… что-то заставляло меня болтать без остановки! Только они
почему-то этим не заинтересовались!
— Ну, — протянул он успокаивающе, —
сказанула… Если за предательство убивать, то пришлось бы уничтожить всех женщин
на свете!.. Нет уж, приходится мириться, приспосабливаться.
Она всхлипнула громче:
— Что ты говоришь? Разве мы… предательницы?
— До единой, — ответил он убежденно. — До
мозга костей. Это в крови. И в этих… фибрах. Это ваша суть. Нет, за такую
мелочь… даже не мелочь, а за естественное свойство женской натуры разве можно
убивать?.. Мужчин — надо, но женщин…
Наконец до нее дошло, что это у него такой тяжеловесный
юмор, если этот человек вообще понимает, что это, она заревела громче,
распласталась на его груди, как медуза на широком камне, обвисла, плечи
вздрагивали, потом затряслись, как будто раскручивались лопасти вентилятора, а
слезы побежали по каменным плитам, что у
него служили грудью, промочили рубашку, скопились у пояса.
— Уходим, — повторил он настойчивее. — Здесь
никого не осталось, но до соседнего сектора рукой подать. А я не хочу убивать
этих парней, из каких бы стран они ни приехали.
Она взглянула непонимающе, больно сентиментален, а он
подумал, что не станет же объяснять, что среди них наверняка есть его прямые
правнуки или много раз праправнуки.
— Если можно убить, — прошептала она, — то
надо убить…
— Ах да, — ответил он неуклюже, — да, ты
права.
С другой стороны, даже самым что ни на есть прямым сыновьям
и внукам не дозволено так обращаться со свободной женщиной. Она едва
передвигает ноги! Похоже, ее насиловали все, кто был там в группе, могли
повредить, сволочи. Могла вообще порвать связки. И даже били, лицо почти в
таких же кровоподтеках, как и его.
Он сорвал с убитого офицера кобуру с пистолетом, который тот
так и не успел достать, быстро прицепил ей на пояс сзади.
— Кобура скрытого ношения, — пояснил он. —
Тебе идет.
— Ну, спасибо…
Она, в самом деле, внезапно ощутила себя увереннее. Хотя
никогда в жизни не держала в руках пистолета, даже игрушечного, но эта недобрая
тяжесть почему-то добавила сил.
Глава 14
Ноги подкашивались, онемели, кровь пошла в лодыжки, Юлия заплакала
тихо и жалобно, в голые подошвы кололо, словно всаживали горячие иглы. Олег
приготовился подхватить ее на руки, но она с усилием отстранилась: не тот
случай, сейчас это оскорбление, а не признак нежности и одновременно мужского
хвастовства.
Огни в стенах быстро убегали за спину. Она обнаружила, что
вовсю бежит с ним рядом, задыхается, голые ступни стучат по бетону. Затем Олег
перешел на шаг, осторожно отыскал утопленный в стене широкий пульт управления,
снял кожух, что-то замкнул, посыпались искры, но тут же с допотопной
неторопливостью прямо в бетонной стене одна плита опустилась, открылся коридор,
за ним чернела толстая бронированная дверь.
Шлюз, — поняла она. — И здесь их невидимые
механизмы чистят на предмет радиации. А если сочтут чересчур грязными, то и не
пустят…
Зажужжало, заскрипело, массивные створки медленно пошли в
стороны. Открылся тускло освещенный бункер ангарного типа. Олег втащил Юлию за
руку, двери тут же захлопнулись с чавкающим звуком, словно на стыках были
покрыты мягкой резиной.
— По диагонали, — шепнул Олег. — Видишь
лесенку наверх? В конце бункера…
Он умолк. На той стороне бункера раздвигались железные
створки. Юлия видела, каким молниеносным движением Олег выхватил пистолет и
выстрелил в распределительный щит. Там вспыхнуло, все огромное помещение
мгновенно погрузилось в полную темноту. Послышался скрип двери, легкий стук,
затем — топот подкованных ботинок. Юлия чувствовала по движению Олега, что он с
огромной силой что-то метнул. В шуме и топоте подкованных сапог ей почудился короткий
всхлип.
Пыль все сильнее щекотала ей нос. Не выдержав муки, она
громко чихнула. Его глаза уже перешли на ночное зрение, он видел, как в темноте
головы всех десантников мгновенно повернулись в их сторону, сказал насмешливо:
— Будь здоров, Коваленко!.. Что-то как коза чихаешь…
На встревоженных лицах кое-где появились улыбки.
Один из десантников растерянно огляделся, вскрикнул
возмущенно:
— Я причем?.. Это не я!
Кто-то гоготнул:
— Это не он, майор. Он тут другое сделал… Дыхнуть
нельзя. Нет ли противогаза?
Под гогот десантников Олег молча тащил ее вдоль стены, а
потом подхватил на руки и понес. Она испуганно обхватила его за шею, прижалась,
затихла.
