Он говорил спокойно, обыденно, но на нее словно вылили ведро
холодной воды. Оставить квартиру, которую ее родители ждали двадцать долгих
лет? Не бросали гадкую малооплачиваемую работу, потому что очередь хоть и
медленно, но двигалась, а мечты о собственной квартире становились все
реальнее. Оставить насиженное место решались только те смельчаки, что выменивали
шило на мыло: чуть лучше или чуть хуже, ближе к центру или к природе. Но
оставить просто так? Бросить и уйти?..
Нет, она не настолько сильная, какой выглядит и какой себя
подает всем и каждому!
Она вскрикнула беспомощно:
— Ты с ума сошел?.. У меня квартира, хорошая работа!..
Через неделю зарплата!.. А деньги уже кончились…
Она поперхнулась, внезапно подумав, что на взгляд его тайных
структур она вроде премудрого пескаря, старая и пугливая. В то время как с ним
рядом ходят длинноногие красотки в шортах, ничуть не ярче ее, с
длинноствольными пистолетами в красивых кобурах и в маечках с глубокими
вырезами. И денег эти стервы не считают. И квартиры для них всюду.
— Решилась? — спросил он понимающе. — Ну?
Она тяжело перевела дух, рухнула на диван, сказала с
истерическим легкомыслием:
— А, была не была!.. Вообще-то я всю жизнь мечтала
вляпаться в какое-нибудь грязное политическое дело. Другим же везет?
Он с сочувствием следил, как она тут же вскочила и торопливо
одевается.
— Малявка… ты не представляешь, как в самую точку.
Она спохватилась:
— Но только я ничего не знаю и ничего не умею!
— Признаки типичного русского интеллигента, —
кивнул он. — Ладно, малявка… Давай-ка… Хотя нет, погоди.
Он оглядел комнату, ноздри вздрагивали. В глазах появился
хищный блеск.
— Что-то не так? — спросила она.
— Мужчиной не пахнет, — сообщил он. — Но
когда-то здесь как сыр в масле катался.
— Как сыр? — Она фыркнула. — Он так не
считал.
— Не говорил, — возразил он. — Но считал.
Его руки поднялись к антресолям. Она задержала дыхание, по
всей его спине пришли в движение группы мышц. Это длилось только мгновение, у
культуристов на подиуме это объемнее и эффектнее, но женское чутье подсказало,
что эти вот мышцы настоящие, не дутые специальными упражнениями. Эти выглядят
так, будто под кожей перекатываются толстые эластичные канаты.
— Что ты ищешь?
— Я уверен, — ответил он, — что у тебя там
кое-что осталось…
— Не смей!
Но он, подтянувшись на одной руке, другой быстро разворошил
узлы, связки старых книг, горки посуды, старую обувь, с торжеством выволок
мешок с мягким тряпьем. Она задохнулась от возмущения.
На пол полетели тряпки, старые майки, халат, пара рубашек,
брюки, еще одни… Наконец он встряхнул и приложил к себе старые вытертые джинсы.
Они едва доходили до щиколоток, но в поясе оказались в полтора раза шире.
Глава 4
Через мгновение он стоял перед ней уже в рубашке
отвратительно лилового цвета, что едва не лопалась на его широченных плечах.
Чтобы скрыть короткие рукава, быстро закатал их по самые предплечья, ворот
расстегнул поглубже, а джинсы взял в обе руки и дернул в стороны. Послышался
треск, руки разошлись в стороны, в правой остались шорты с модной в этом сезоне
бахромой.
— Ветхие, — успокоил он. — Теперь надо
уносить ноги. Да и головы.
Она беспомощно металась по комнате, все вещи надо взять с
собой, чтоб не пропало, наконец сильная рука ухватила за локоть. Из глубины
зеленых глаз смотрела жестокая непреклонность.
— Уходим!
— А когда вернемся?
Ее взгляд пробежал по комнате, по столу с компьютером,
семнадцатидюймовый монитор, на прошлой неделе добавила оперативную память… куча
новых лазерных дисков… Шкаф с новым платьицем, которое успела надеть всего
трижды… В прихожей распахнуты двери на кухню, а каких трудов стоило собрать
денег на стол и навесные шкафчики!
Она чувствовала, какой ответ он проглотил, но после паузы
ответил почти по-человечьи:
— В этой жизни возможно все.
Стены замелькали, хлопнула дверь. В подошвы больно стучали
ступени. Ее подхватывала сильная рука, поворачивала, задавала направление, она
снова неслась как угорелая, периодически сбоку мелькали двери, но она бежала и
бежала вниз, наконец впереди внизу появилась дверь, выросла и заслонила собой
мир так, что Юлия с разбегу ударилась о нее, как сырник о сковородку.
Она не успела спросить, почему не лифтом, стоит чуть-чуть
подождать, вон огонек движется, кто-то поднимается… возможно, как раз на их
этаж… но Олег открыл дверь во двор, тут же будто переключил в себе скорости,
вышел медленно и степенно, как надлежит в ночное время суток, шепнул одними
губами:
— Выходи.
Лунный свет высвечивает спины гигантских черепах, что за
ночь сползлись в их двор, — так ей показалось вначале. Она еще помнила
время, когда во дворе стоял один жигуль и два москвича, а теперь скорая помощь
не может пробиться к подъезду, жильцы ругаются, многие просто из зависти: две
трети автомобилей — иномарки, днем на солнце как жар горят их крыши, на
хромированные ручки смотреть больно, а ночью то одна, то другая начинает
вопить, что ее грабят…
Олег провел кончиками пальцев по крылу элегантного мерса, отстучал
какой-то мотивчик, так ей показалось, распахнул дверцу. Она напряглась, сейчас
взвоет сирена, а он взглянул искоса:
— Садись. У тебя глаза размазались.
Не помня себя обежала машину и плюхнулась на сиденье. Мотор
уже чуть слышно гудел, а едва дверца захлопнулась, мерс послушно порулил мимо
таких же… и так же защищенных сигнализациями к выходу на шоссе.
В зеркальце отражалось ее бледное лицо. Насчет краски он
загнул, у нее татуашь, чем она гордится. Даже выйдя из ванной не пугает мужчин:
губы красиво подведены по контуру, брови узкие и четкие, а подводка глаз просто
изумительная. Но на всякий случай спешно раскрыла косметичку, инерция вдавила в
сиденье, и она ткнула тюбиком помады в щеку. Мерс выбрался на дорогу, занял
левый ряд и понесся с нарастающей скоростью. Ночное шоссе не то чтобы опустело
— в Москве никогда не прекращается жизнь, — но машин стало впятеро меньше,
Юлия почти перестала страшиться, что они с кем-то столкнутся.
Далеко позади глухо грохнуло. В зеркальце заднего вида она
увидела, как по ту сторону здания к темному небу взметнулся столб синего дыма.
Словно бы там во дворе возник пожар или же рэкетиры сводят счеты…
Додумать не успела, инерция качнула в сторону и к дверце.
Взмолилась:
— Не гони! Нас обязательно остановят!
— Мы хорошо смотримся, — успокоил он. —
Стекла не тонированные.
