Что произойдет, если мы будем сдерживать годовалого ребенка, который рвется начать ходить и изучать окружающий мир: «Подожди! Сначала сделаем упражнение на сгибание и разгибание ног, в этом году не больше тридцати. А вот в следующем году научишься ходить». Это затормозит его моторику, его подвижность.
Когда жизнь хочет завоевать мир, кто мы такие, чтобы останавливать ее? По какому праву? Во имя чего — школьной программы? Поистине, настало время пересмотреть наши приоритеты. Ограничивая ребенка ради кем-то когда-то придуманной программы, не соответствующей его индивидуальному энтузиазму, мы душим эту живую внутреннюю энергию, эту смесь радости, гордости, чувства всесилия и могущества, которая развивается с формированием интеллекта и перерождается в творческое начало нашего общества.
Перед нами не «школьники» и не «учащиеся». Перед нами люди, талантливые, живые, движимые внутренней силой и сложнейшими механизмами, от понимания которых мы пока еще очень далеки. Это мы — ученики. Мы слишком невежественны, чтобы направлять детей по пути развития их интеллекта. Постараемся же руководить ребенком, наблюдая и изучая: будем скромнее. Нам известна пока лишь ничтожная часть его способностей.
Я не устаю повторять: мы не знаем человеческого потенциала и не можем его знать, потому что ограничили его развитие ошибочными коллективными убеждениями. Именно это я хотела показать, проводя свой эксперимент в школе, расположенной в неблагополучном районе. Пришло время рассмотреть с вниманием и смирением, что представляет собой это чудесное существо — ребенок. «Я не знаю, каковы секреты, таящиеся в твоем прекрасном существе, — должны мы сказать ему. — Я едва понимаю, как ты функционируешь, но я знаю, что у тебя могучий, упорядоченный и блестящий интеллект. Я буду с тобой, буду тебя направлять и следить, чтобы никто не растоптал то, чем ты обладаешь. Я не знаю, что за клад в тебе хранится, но я здесь, чтобы помочь тебе найти его».
Еще одно уточнение. Мы рассказывали об успехах нашего класса совсем не для того, чтобы призвать вас немедленно воспользоваться представленным дидактическим материалом. Материал в самом деле замечательный, но он не даст никакого значимого эффекта, если пользоваться им в сугубо школьной, холодной манере, без энтузиазма, без естественного общения между ребенком и взрослым, между детьми разного возраста.
В нашем классе этот материал, как и любой другой, играл подсобную роль. Он был помощником в организации веселых и увлекательных занятий. Да, это был необыкновенно умный помощник. Но главное, что давало возможность детям проявлять свой интеллект и развивать его, — их доброжелательные, доверительные отношения и готовность сотрудничать друг с другом. Они чувствовали, что их любят, уважают, считаются с ними; они решались спросить, поделиться, показать. Этот человеческий фактор меняет все.
В первую очередь надо внедрять в классы не новый материал, а жизнь, любовь, веру, свободу и энтузиазм. На этой благодатной почве постепенно можно вводить новые занятия. Но прежде чем переворачивать с ног на голову всю дидактическую и педагогическую работу, воспитатель должен способствовать созданию позитивных человеческих отношений в классе. Это и есть причина успешности эксперимента в Женвилье. Было бы чрезвычайно жалко потратить целое состояние на приобретение материала, но не суметь повести за собой группу разновозрастных самостоятельных детей, доброжелательных и готовых помочь другому.
4
Обучение чтению и письму
Слова, которыми мы пользуемся в речи, состоят из последовательности звуков. Чтобы сохранить след нашего устного языка, люди предыдущих поколений совершили удивительный подвиг: они создали графические символы — буквы, которые представляют разные звуки. Именно так мы начали писать — то есть кодировать звуки графическими символами, — а потом и читать, то есть проделывать обратный путь и расшифровывать графические символы, превращая их в звуки. Это графо-фонетическое соответствие называется алфавитным кодом.
Устная речь усваивается естественным образом благодаря биологической предрасположенности. Но у нас, по-видимому, нет специфических нейронных структур для усвоения алфавитного кода, то есть для обучения чтению и письму. Современные исследования в области когнитивной нейрологии показывают, что для чтения мозг пользуется
[95] зоной, изначально предназначенной для другого: распознавания лиц и предметов. Когда мы учимся читать, она кодирует буквы, и впоследствии мы можем мгновенно их распознавать. Эта зона мозга постепенно заполняется кодированными буквами, а потом сотнями слов. Чтобы мы при этом не потеряли способность распознавать лица из нашего окружения, мозг перестраивается и устанавливает функцию распознавания лиц в другой части коры. Разве разумность природы не вызывает восхищения?
Чтение реорганизует работу мозга
Переориентация нейронных путей вызывает, тем не менее, некоторую зависимость. Чтобы понять их постепенную трансформацию и механизм их функционирования, исследователи в области когнитивной нейробиологии — Станислав Деан со своей командой в лаборатории «Нейроспин» — сканировали с помощью установки магнитного резонанса многих детей и взрослых. Это было люди грамотные и неграмотные, франкофоны и не говорящие по-французски, выходцы из разных социальных слоев. Разумеется, это исследование еще предстоит уточнить и развить, но оно уже донесло до нас ценнейшую информацию.
Открытие состоит в том, что ассоциирование звука с буквой должно быть четко выраженным. Действительно, мы можем каждый день пересекаться с кем-то в метро, но если никто нам не представит этого человека, мы никогда не назовем его по имени: чтобы ассоциировать имя с человеком, нужно, чтобы кто-то сказал, как его зовут. Точно так же и ребенок может много раз видеть букву и узнавать ее, но не поймет, какой звук она обозначает, если никто ему этого не скажет!
Следовательно, ошибочно заставлять ребенка учить слова и фразы наизусть, чтобы побудить его самостоятельно определять звуки букв. С тем же успехом можно регулярно ставить кого-то перед толпой и заставлять рассматривать лица в надежде, что каким-то волшебным образом имена этих людей придут ему в голову. Если это и случится, то лишь потому, что кто-то из толпы шепнет ему свое имя.
Ребенок, который учит слова и фразы наизусть, рано или поздно начнет читать с помощью родителей, которые подскажут ему звуки некоторых букв, когда он будет корпеть над домашним заданием. Благодаря неимоверному усилию своего интеллекта, направленному на то, чтобы выявлять регулярность окружающей среды, он сам откроет для себя сочетания буква-звук, которые ему не объяснили. Его компетенция в чтении будет, конечно, иметь пробелы, родители сохранят неприятные воспоминания о затраченных усилиях, а у ребенка это навсегда отобьет охоту к чтению.
