— Это не в твои уши корм, — сказал Томас
ядовито. — Ты человек дикий, а женщинам интересно узнать про учтивость
рыцарей и скромность женщин. Им вращаться в этом мире, потому должно быть
весьма поучительно и полезно. Так вот во время обеда все общаются за едой и
питьем...
— А много пьют?
— Кто сколько хочет, — ответил Томас с
достоинством. — Напоминаю, благородный человек умеет смирять дикарские
порывы и потому не выпьет больше, чем... а лучше, выпьет меньше. Меньше, чем!
Так угодно Пресвятой Деве, церкви и приятно тем мужчинам, которые рядом. В
завершение обеда читают благодарственную молитву Господу за хлеб-соль, потом
появляются музыканты, менестрели, и начинаются танцы, что длятся обычно около
часа.
— Многовато, — проворчал Олег. — Но ничего,
после сытного обеда — это хорошо, хорошо.
— Каждый из рыцарей танцует с девицей, потом все
целуются, пьют вино с горячащими кровь пряностями и расходятся спать. А после
сна все садятся на коней, пажи и оруженосцы приносят соколов, а верные егеря
сообщают, где удалось выследить цапель. Госпожа выпускает сокола так ловко, что
редкий мужчина сможет...
Олег вздохнул.
— Наконец-то добрались до охоты. И чем провинилась
бедная цапля?
— У нее перья красивые, — объяснил Томас. —
Так вот, там же на охоте достают из корзин жареных каплунов, кур, куропаток,
жаворонков, жареную телятину и говядину, вино в кувшинах, все много едят, пьют,
поют песни, уходят собирать цветы и возвращаются не скоро с венками. А в замок
едут уже к ужину, веселые и беспечные, распевая песни...
Олег покачал головой.
— С ума сойти! Они еще и песни поют.
Он пару раз оглянулся на красивый замок, что так и
располагает повернуть коня в его сторону, а там жареные каплуны на серебряных
блюдах, целующиеся девицы, вино с горячащими кровь пряностями и послеобеденный
сон... понятно, язычник даже представить не сможет, что после вина с горячащими
кровь пряностями расходятся в одиночку. Или же язычники расходятся в одиночку,
но в постель ложатся по-язычески целыми оравами...
— Господь возложил на нас, — провозгласил Томас
гордо. — Так что не оглядывайся взад, не смотри по сторонам.
— Что возложил? — уточнил Олег.
Томас сказал высокомерно:
— Как что?..
— Ну да, — спросил Олег, — что возложил?
Томас оскорбился.
— Такие вопросы задаешь! Это же и так понятно.
— Дык я ж язычник, — ответил Олег коварно, —
тупой, темный. Так и не понял. Ты мне растолкуй. Подробнее.
Томас выпрямился и гордо посмотрел вдаль.
— Ну вот еще! Стану я толковать такие высокие истины
нехристю. Тебе достаточно знать, что Господь возложил! А мы должны нести.
— Ну знаешь, — пробормотал Олег, — я такое
могу подумать, что Господь твой положил на нас... Лучше бы он на музыку
положил!
— А при чем тут музыка?
— Да так, вспомнилось... Не нравится мне церковная
музыка.
— Не нравится, не слушай, нечестивец, — брезгливо
сказал Томас. — А все, что Господь возложил на нас, мы должны нести! Он
следит за нами.
Олег вздохнул.
— Ну, если следит, дело другое. Хорошо с нашими богами,
им нет никакого дела до нас, людей. Друг друга бьют, грабят, обманывают, жен
уводят, скот угоняют, а к людям если и спускаются, то разве что для утех
каких...
Томас наморщил нос, осенил себя крестным знамением, какие же
это боги, так только демоны поступают, а Господь — чистый первозданный свет, он
ну никак не может ходить по бабам. Ни коров у него, ни жен, ни вообще
имущества...
Он всматривался вдаль, там, в оранжевом предвечернем свете
величественно проступают из дымки покатые силуэты гор. Здесь, в Британии,
стране болот и густых туманов, где только густые дремучие леса со столетними
дубами да неспешные реки, даже такие невысокие горы — редкость, Олег с
удовольствием всматривался в покатые зеленые горбики, а Томас снял шлем и
перекрестился.
Олег посмотрел по сторонам.
— Это к чему?.. В смысле крестишься?
— Красиво, — ответил Томас. — Благодарю
Господа за красоту, которую он создал.
Легкий ветерок треплет концы платка на его шее, он уже
привык и не замечает, зато Олег время от времени бросает то насмешливые, то
уважительные взгляды. Насколько он помнит, вообще-то культ прекрасной дамы,
возвышенной любви и верности ей рыцарей придумали не рыцари, а поэты. Правда,
не из каких-то высоких побуждений, а просто потому, что странствовали от замка
к замку, где первым делом восхваляли хозяйку, от которой зависело покормить их
или выгнать в шею. Если же учесть, что муж обычно отсутствует по делам военным,
турнирным или просто подолгу гостит у других рыцарей, замышляя какой-нибудь
поход, то эти барды бессовестно воспевают женщину, до небес превозносят ее роль
не только в замке, но и вообще, возводят на все пьедесталы, откуда она взирает
снисходительно на всяких мелких мужчин, годных только служить ей возвышенно и
нежно.
Любая хозяйка, расчувствовавшись, на дорогу даст еды, а то
еще и сунет пару монет. Так что со стороны бардов все понятно, а вот то, что
суровые и привыкшие к крови и жестоким сражениям мужчины охотно приняли эту
дурь, поверили в нее... очень уж хотелось поверить!., и вот теперь все
рыцарство скитается по пыльным и опасным дорогам, обремененное множеством
обетов, клятв, обязательств, скованное по рукам и ногам, в то время как герои
дохристианского времени предпочитали ни в чем себя не связывать.
Если с точки зрения здравого смысла, то раньше были рыцари
Круглого стола, а сейчас по большей части — круглых дур. Те, которые от
Круглого стола, не ставили себя в смешное положение, подвязывая эти платочки,
давая обеты не открывать левого глаза и прочие дурости, но самое интересное в
том, что не смеются над такими — восхищаются! Восторгаются, складывают о них баллады!
Он посмотрел на Томаса, сказал ехидно:
— А правда, что юные леди ценят в мужчине рыцаря, а
зрелые женщины — оруженосца?
Томас нахмурился, буркнул с неудовольствием:
— Полагаю, что рыцарь ценится всеми.
— Да, — протянул Олег, — особенно
христианский. Если ударить по левой щеке, то упадет на правый бок, верно?
— Сэр калика, — начал Томас строго, — не
соблагоизволите ли... в смысле не соблаговолите ли...
Он оборвал речь, лицо стало строгим. Далеко впереди у моста
ярким голубым цветком на зелени луга выделяется шатер. Перед шатром черное
пятно прогоревшего костра, вкопанный столб, на нем рыцарский щит и шлем. В
сторонке крупный конь пасется в густой траве. Из ближайшей рощи вышли двое,
один с убитым оленем на плечах, второй нес лук и стрелы.
