– Итак, у тебя есть судно, – сказала она.
– Угу, – согласился он, чуть наклонившись вперед и зажав руки между коленями. Гавань Порт-Шарлотт осталась позади.
– А обратно я когда-нибудь вернусь?
Брайан удивленно наклонил голову:
– Разумеется. А почему нет?
– Ну, во-первых, я могу разоблачить твою двойную жизнь.
Он выпрямился и вскинул руки, пораженный этой мыслью.
– И что это тебе даст?
– Мне – ничего. Но ты сядешь в тюрьму.
Брайан пожал плечами.
– Ты так не думаешь? – спросила она.
– Послушай, – сказал он. – Если хочешь, мы повернем обратно и высадим тебя там, где ты села. Можешь поехать в ближайший полицейский участок и рассказать им свою историю. И если они поверят тебе – а, согласись, в этом городе тебе не слишком доверяют, – то, безусловно, выделят детектива. Завтра, или послезавтра, или бог знает когда – как дойдут руки. К тому времени я растаю, как дым. Они никогда не найдут меня, и ты не найдешь.
Мысль о том, что она может навсегда потерять его, вызвала у Рейчел судорогу в животе. Знать, что он живет в каком-то уголке планеты и они никогда не встретятся, было равносильно потере почки. Любой психотерапевт признал бы такую реакцию ненормальной, но она ничего не могла с этим поделать.
– А почему ты до сих пор никуда не смылся?
– Не мог достаточно быстро согласовать разные пункты своего расписания.
– Что это значит, черт побери?
– У нас слишком мало времени, – сказал он.
– Для чего?
– Для всего. Поэтому остается только доверять друг другу.
Рейчел вытаращила глаза:
– Доверять?
– Да, боюсь, что так.
Она могла бы сказать очень многое насчет беспредельной нелепости этого высказывания, но сумела лишь спросить:
– Кто она?
Она ненавидела себя за этот вопрос. Брайан разнес в клочки фундамент, на котором строилась ее жизнь в последние три года, и она превратилась в сварливую ревнивую жену.
– Кто «она»? – спросил он.
– Твоя беременная жена из Провиденса.
На его лице появилась улыбка – почти что издевательская ухмылка. Он поднял глаза к беззвездному небу:
– Участница нашего дела.
– И сотрудница твоей горнодобывающей компании?
– Ну… косвенным образом.
Рейчел чувствовала, что разговор начинает напоминать все другие споры между ними: она, как правило, наседала, он уклончиво защищался, и Рейчел все больше распалялась, как охотничья собака в погоне за тощим зайцем. Все грозило закончиться бессмысленными пререканиями, и она задала действительно важный вопрос.
– Кто ты такой?
– Я твой муж.
– Нет, ты не…
– Я тот, кто тебя любит.
– Ты все время лгал по каждому поводу. Это не любовь. Это…
– Посмотри мне в глаза и скажи, есть в них любовь или нет.
Она стала смотреть – сначала язвительно, затем все более взволнованно. В его глазах была любовь, никакого сомнения.
Но ведь он актер…
– Твоя версия любви, – сказала она.
– Ну да, никаких других я не знаю.
Калеб выключил двигатель. Они остановились примерно в двух милях от берега. Справа виднелись огни Куинси, слева и сзади – огни Бостона. В кромешной тьме к западу от них смутно вырисовывались силуэты хребтов и утесов острова Томпсон. В темноте невозможно было определить расстояние до него: то ли двести ярдов, то ли две тысячи. На Томпсоне базировалась какая-то юношеская организация – возможно, «Аутворд баунд».
[46] Но кто бы там ни располагался, они явно свернулись на ночь, потому что на острове не виднелось ни одного огонька. Мелкие волны тихо ударялись о корпус судна. Однажды Рейчел вела катер Себастьяна в такую же ночь, включив только ходовые огни, и оба нервно шутили в связи с этим. Калеб же выключил вообще все огни, оставив только маленькие лампочки, вмонтированные в палубу.
Она вдруг подумала, что в такую непроглядную, безлунную ночь Брайану с Калебом ничего не стоит прикончить ее. Может, они подстроили всю эту поездку: Рейчел должна была подумать, что попала на катер по своей воле.
Ей вдруг показалось, что надо задать Брайану еще один вопрос:
– Как твое настоящее имя?
– Брайан Олден.
– Ты из семьи лесоторговцев?
Он покачал головой:
– Нет, этот шик-блеск не для нас.
– Ты канадец?
Он покачал головой:
– Я из Графтона, штат Вермонт.
Наблюдая за ее реакцией, он вытащил из кармана пакетик с арахисом, какие дают в самолетах, и вскрыл его.
– Ты Скотт Пфайфер, – сказала Рейчел.
Он кивнул.
– Но твое имя – не Скотт Пфайфер.
– Нет. Так звали одного парнишку, с которым мы учились в школе. Он всегда смешил меня на уроках латыни.
– А твой отец?
– Отчим. Полный урод, все так, как я рассказывал. Расист и гомофоб, трусливая душонка. Считал, что всем управляет мировая закулиса, что она хочет испоганить его жизнь и погубить все, во что он верит. Удивительно, что при этом он был отзывчивым, помогал соседям починить забор, вырыть канаву. Помер от разрыва сердца, когда разравнивал лопатой гравиевую дорожку на участке у соседа. Соседа звали Рой Кэррол. Забавно, что Рой терпеть не мог отчима, но тот все равно подправлял его дорожку, как порядочный человек: Рой был слишком беден, чтобы нанять помощника, да и участок у него был плохой, угловой. И знаешь, что Рой сделал на следующий день после похорон отчима? – Брайан отправил в рот орешек. – Пошел в магазин и купил снегоуборочную машину за три тысячи долларов.
Он протянул Рейчел пакет с орехами, но та лишь помотала головой, не зная, что делать дальше: казалось, она пребывает в какой-то виртуальной реальности, куда ее забросили нарочно.
– А твой настоящий отец?
Он пожал плечами:
– Никогда его не видел. В этом мы с тобой похожи.
– А как ты стал Брайаном Делакруа? Почему ты взял это имя?
– Ты же знаешь, Рейчел. Я тебе говорил.
И правда.
– Он поступил в Университет Брауна.
Брайан кивнул.
– А ты работал в пиццерии.
– Доставлял заказы за сорок минут или даже быстрее, иначе клиент получал пиццу за полцены. – Он улыбнулся. – Теперь ты понимаешь, почему я так быстро вожу машину.
