Каким образом древнегреческие философы додумались до того, что сейчас становится нашей повседневной реальностью, остаётся вопросом.
Но очевидно, что с развитием информационных технологий нам уже не скрыться от этого: то, что мы всегда считали «истиной», на глазах превращается в черепки множества частных и ничем не примечательных «правд», где одна, по большому счёту, ничем не лучше другой.
Впрочем, на это, наверное, можно возразить, что есть, мол, и «общечеловеческие ценности», что они фундаментальны, универсальны и не подлежат сомнению.
Хорошая попытка, как говорят в таких случаях.
Правда в том, что все наши представления о неких фундаментальных «общечеловеческих ценностях» на самом деле являются таким же результатом культурной пропаганды, как и все прочие «истины» подобного рода.
Человек, к сожалению, самое агрессивное, самое нетерпимое животное из всех, что когда-либо населяли нашу планету.
То, что какие-то животные кажутся нам грозными, дикими и жестокими, — только иллюзия. Данными качествами, что наглядно показал нобелевский лауреат, выдающийся этолог Конрад Лоренц, обладает только «человек-культурный».
Ни одно другое животное не уничтожило «забавы ради» такое количество представителей собственного вида — в междоусобных войнах и крестовых походах, в фашистских концентрационных лагерях или отечественном ГУЛАГе.
Ни одно другое животное не создало таких средств массового истребления ближних — начиная с обычного огнестрельного оружия и заканчивая оружием химическим, биологическим и атомным. За скобками, понятно, газовые камеры, инквизиторские пытки, а также терроризм всех видов и мастей.
Об отношении человека к другим видам животных, наверное, и вовсе следует промолчать, чтобы совсем уж не позориться. По количеству уничтоженных нами видов, а также по совокупному деструктивному воздействию на окружающую среду нас можно приравнять разве что к ледниковому периоду.
Впрочем, и на это, наверное, можно ответить, что всё зависит от «уровня развития личности». Что ж, посмотрим на эту «личность»...
Цена позора
Ну-ка, видите вы этот камзол?.. И вот уже четыре часа, как я природный дворянин.
Уильям Шекспир
В то же самое время, когда Бенджамин Либет возился со своими электродами в Сан-Франциско, другой великий психолог обустраивал бутафорскую тюрьму в подвале факультета психологии Стэндфордского университета.
Никто никаких прорывов от этого исследования не ждал, но именно «тюремному эксперименту» Филипа Зимбардо предстояло раз и навсегда изменить наши представления о человеке.
Начиналось всё достаточно буднично... На университетских стенах появились объявления, приглашающие студентов принять участие в научном эксперименте.
Добровольцам были обещаны деньги — по пятнадцать долларов за день работы. За две недели можно было сколотить состояние в 210 долларов, что неплохо для студента образца 1971 года.
Жребий определил тех, кто будет играть в эксперименте роль «заключённого», и тех, кто станет «надзирателем» в «тюрьме» Зимбардо. В каждой группе, как и апостолов, по двенадцать человек.
В назначенный день «надзиратели» надели полицейскую форму и отправились по домам «заключённых», чтобы произвести их «арест». С этого момента и те, и другие были полностью предоставлены друг другу.
Надзиратели приняли заключённых в «участке», а затем с завязанными глазами спустили их в «тюрьму». Там их заставили раздеться догола и встать лицом к стене: «Руки на стену! Ноги в стороны!»
Простоять в таком виде заключённым пришлось достаточно долго — надзиратели убирали их вещи, проводили осмотр камер, а также комментировали размеры представших на их обозрение гениталий.
Но даже если закрыть глаза на эти традиционные «мужские шутки», нужно признать, что запах власти и унижения сразу и до отказа заполнил всё пространство воображаемой стэндфордской тюрьмы.
Надзиратели придумывали издевательские правила, будили заключённых посреди ночи, устраивали досмотры, допросы и переклички. В качестве наказания за малейшее неповиновение они отбирали у заключённых матрасы и одеяла, сажали их в «карцер», лишали еды, заковывали в цепи и надевали на голову мешки.
Новым и новым унижениям не было числа, а изворотливости ума надзирателей можно было только позавидовать. При этом любые попытки заключённых проявить хоть какое-то недовольство приводили лишь к усилению жестокости и вспышкам немотивированной агрессии.
Заключённые страдали, испытывали приступы паники, плакали, просили о снисхождении и унижались. Уже на третий день эксперимента надзиратели требовали, чтобы заключённые обращались к ним не иначе как «господин надзиратель». И узники «стэндфордской тюрьмы» это делали.
Незаметно для всех эта пустяшная, по сути, игра стала самой настоящей реальностью — жестокой и бесчеловечной.
Задумайтесь: речь не идёт о каких-то маньяках, убийцах, извращенцах, отбросах общества и т. д. и т. п. Мы говорим о совершенно нормальных, обычных студентах престижного вуза, которых просто поставили в определённые обстоятельства.
И этого оказалось вполне достаточно, чтобы они превратились в тех самых маньяков и в те самые отбросы!
Впрочем, когда я думаю об эксперименте Зимбардо, меня больше всего поражает другой факт. Заключённые, понятно, находились в тюрьме постоянно, а вот надзиратели «работали» посменно — по восемь часов в день.
То есть каждый божий день они после такой вот своей «смены» возвращались домой и — как ни в чём не бывало — исполняли роли милых и добропорядочных граждан: любящих сыновей, обходительных любовников, подающих надежды студентов...
[15]
У вас это укладывается в голове?
А теперь представьте, что на месте этих студентов могли оказаться вы. Заметили бы вы то самое объявление на стене и позвонили бы в офис Зимбардо... Вы думаете, что никогда бы не превратились в таких отморозков? Уверен, что вы так и думаете.
Но не для того научная психология ставит свои эксперименты, чтобы мы посмотрели на какой-то загадочный — другой — вид людей. Она ставит их для того, чтобы мы посмотрелись в зеркало. То, что случилось со студентами в эксперименте Зимбардо, — это то, что случилось бы с каждым из нас.
Эту правду трудно принять, я понимаю. Но это важно. Отложите книгу и просто подумайте об этом: то, каким вы себя знаете, — это лишь следствие вполне определённых внешних обстоятельств. Если они существенно изменятся, вы, вероятно, уже не сможете себя узнать.
И поведение «заключённых» в эксперименте Зимбардо — лучшее тому подтверждение. Невозможно понять, почему они-то оставались в этой «тюрьме»? Никто не вправе был их удерживать там против их воли. Отказавшись, они в худшем случае недополучили бы какие-то деньги (причём многим, как выяснилось, они были и не так уж нужны).
