В общем эти основные добродетели называются «характером»
{160}: это внутреннее чувство саморегуляции, принятие личной ответственности и способность управлять собственными эмоциями, а особенно отказываться от мгновенной выгоды ради более отдаленных целей. С характером не рождаются, его воспитывают
{161}. Но вот что странно: когда мы нуждаемся в этом больше всего, учитывая, что именно характер помогает нам игнорировать искушения потребительского общества, тема воспитания «правильного» характера становится совершенно непопулярной и никто не хочет уделять этому время и силы.
Это действительно печально, потому что именно последовательное проявление просоциальных
[17] добродетелей индивидуального характера способствует поддержанию культуры взаимного доверия, необходимой для цивилизованного общества. Доверие – это чувство, появляющееся в обществе в том случае, когда честность и кооперация становятся привычной нормой для всех. Человеческое стремление к привязанности – социальная симпатия Смита – и конкурентное поведение, характерное для рыночного обмена, являются двумя сторонами одной медали. Когда люди привычно трудятся вместе в свободном обществе, сочетание этих двух фундаментальных схем социального поведения – стремления к осмысленному сотрудничеству и поиска лучших экономических условий – становится залогом успеха. Именно эти взаимодействия гарантируют стабильный социальный порядок и существование рыночного общества, которое служит как личной инициативе, так и общественному благу. Урок заключается в том, что нельзя разделять рынок и культуру, которая его поддерживает: общество с высокой степенью доверия имеет мощный социальный капитал и процветающую экономику.
Но верно и обратное. Со снижением степени доверия скрепляющие общество силы перестают действовать
{162}. А после кризиса 2008 г. доверие в обществе упало очень сильно. Когда международная финансовая система на несколько недель застыла в страхе, это был кризис, случившийся из-за того, что утратилось основополагающее доверие между инвесторами, банкирами, правительством и обычными гражданами. В дальнейшем барометр доверия продолжал падать по мере того, как рос список неподобающих действий
{163}, о которых становилось известно: члены британского парламента врали о своих расходах; некоторые избранные лидеры в США доводили свои муниципалитеты до банкротства, обещая всем огромные пенсии; федеральные агентства требовали сотни миллионов долларов с крупных финансовых корпораций, как американских, так и зарубежных, в качестве пени за их участие в скандале с субстандартной ипотекой; кроме того, летом 2012 г. появились убедительные доказательства того, что крупные банки пытались манипулировать LIBOR – Лондонской межбанковской ставкой предложения, определяющей процентную ставку по межбанковским кредитам.
Все эти истории, которые постепенно становятся достоянием гласности, заставляют усомниться не только в добропорядочности финансовых и правительственных организаций, оказавшихся в них замешанными, но и в нравственных и этических качествах наших лидеров. Для нас же особенное значение имеет то, что они в очередной раз доказывают, насколько важно, как я уже отмечал в первых главах этой книги, понимать принципы работы человеческого мозга. С точки зрения поведенческой нейрофизиологии кризис 2008 г. был предсказуем: стимулирование эгоистичного, краткосрочного, нацеленного на получение вознаграждения и подпитываемого долгами потребления привело к рискованному поведению и зависимости. Доминирование в обществе ничем не сдерживаемых личных интересов, азарта, вошедшая в привычку нечистоплотность породили жадность и мошенничество в самых высоких сферах
{164}, что заставляет задуматься о том, не является ли модель современной рыночной экономики разрушительной для доверия, развития характера и культурного равновесия.
После кризиса призывы к принятию регуляторных мер в области международных финансов зазвучали отовсюду, и понятно, что они действительно необходимы. Но возникает сомнение в том, что таких навязанных извне мер будет достаточно: невозможно следить за миллионами операций, происходящих по всему миру, а тем более за моральными качествами как тех, кто осуществляет эти операции, так и тех, кто их будет контролировать. Нет, пусть это прозвучит старомодно в наше время с его технологическими новшествами, дефицитом времени, стрессами и распадом родственных отношений, однако именно сейчас следует вернуться к исследованиям о том, как воспитывать «правильный» характер, и к социальным институтам, которые лучше всего могли бы осуществлять эту жизненно важную задачу.
Об этом мы и поговорим во II части книги.
Часть II
Как нам жить?
Древние греки называли состояние ненарушаемого спокойствия и душевного умиротворения атараксией. Для Эпикура она была основой эвдемонии, радости человеческого процветания. Через 2000 лет Адам Смит согласился с ним. Он считал, что счастье порождается спокойствием и радостью – плодами хорошо настроенного мозга.
Но покой несвойствен человеку от природы. Человеческий разум не приходит в спокойное состояние сам по себе: атараксию нужно культивировать упорным трудом и самодисциплиной, которую мы называем характером. Такая настройка возникает из понимания истинной природы мира и ограничений нашего бытия. Для достижения самоконтроля мы в первую очередь должны принять себя такими, какие мы есть: ведомыми инстинктами, любопытными, эгоистичными, гонящимися за сиюминутными удовольствиями и подчиняющимися привычкам. Все эти качества соединяются в нас с уникальными возможностями ума – способностями к восприятию, анализу, воображению и принятию решений. Но, кроме того, мы глубоко общественные существа, которым необходимо братство себе подобных. Трудность в том, что нужно достичь гармонии этих разных сторон человеческой натуры, объединив разум и страсть – без этого невозможно осознать реальные обстоятельства окружающей нас действительности и представить устойчивое будущее человечества, способствующее личному благополучию каждого.
