Дорога от Литанга до Кандина (около 290 км) заняла почти девять часов. Могли, вероятно, добраться и быстрее, но сразу после перевала на высоте 4298 метров разразилась гроза, и водитель принял верное решение не торопиться. В горах незадолго до этого полным ходом шли дорожно-строительные работы, однако из-за проливного дождя рабочие без раздумий попрятались в палатках, накрытых плотным материалом, из которого в свое время делали огромные разноцветные сумки для "челноков". Со слов Андрея, он называется "тар-полин".
Практически все время в пути у меня на плече, а периодически и на коленях спала сидевшая рядом японка, как позднее выяснилось, по имени Хисако. Родом она из Иокогамы, 33 года. Поскольку работы у нее тогда не было, решила в течение нескольких месяцев попутешествовать по странам Восточной Азии. Из Сычуани намеревалась поехать в Монголию, затем вернуться в Тибет. На еде и жилье молодая женщина явно экономила, поэтому обычно питалась дешевыми булками, запивая их минеральной водой, и отсыпалась в междугородных автобусах. Можно только догадываться, что она сумела увидеть за дни столь изнурительных странствий.
В городе, который находится у слияния двух горных рек — Яла и Чжэдо, оказалось на удивление много иностранцев, заполнивших самые привлекательные с точки зрения соотношения цены и качества гостиницы. Мы же поселились в комфортабельном двухместном номере отеля с лучезарной вывеской "Солнечный свет" (кит. "Янгуан") за 160 юаней.
В ресторане на первом этаже в тот момент отмечали свадьбу и нас, по китайской традиции, одарили конфетами.
До 1908 г. Кандин имел другое название — Дацзяньлу (букв. "Большой горн для ковки стрел"). В эпоху Троецарствия (III в. н. э.) на значительной части территории нынешних провинций Сычуань и Юньнань армия государства Шу сражалась с племенами ранее упоминавшихся мань. Непобедимый Чжугэ Лян семь раз брал в плен их предводителя Мэн Хо, намереваясь склонить его к покорности. В средневековом романе, посвященном событиям тех лет, приводится короткий диалог военачальников после второго пленения Мэн Хо (пер. В.И. Панасюка).
" Чжугэ Лян снял с пленника веревки, усадил его возле себя в шатре и сказал:
— С тех пор как я покинул свою хижину в Наньяне, я никогда не терпел поражения. Неужели ты этого не понимаешь? Ты должен покориться!
Мэн Хо молчал. После угощения Чжугэ Лян попросил его сесть на коня и повез осматривать свои лагеря. Показывая запасы продовольствия, Чжугэ Лян сказал:
— Видишь, сколько у меня провианта? А сколько отборных воинов и оружия! Если ты не покоришься, будешь глупцом, а если принесешь повинную, я доложу о тебе Сыну неба — за тобой останется титул князя и право вечно владеть маньскими землями… Согласен?
— Я-то согласен, — отвечал Мэн Хо. — Но как быть, если народ мой не захочет покориться?"
Предводитель мань, которого большинство китайских историков считают представителем народа ицзу, признал свое поражение лишь значительно позже:
"— С древнейших времен не случалось, чтобы семь раз брали в плен и семь раз отпускали, — со слезами воскликнул Мэн Хо. — Хотя я и чужеземец, я знаю, что такое долг и этикет!
В сопровождении тех, кто был с ним, Мэн Хо на коленях подполз к шатру Чжугэ Ляна и, разорвав на себе одежду, стал просить прощения:
— Чэн-сян (титул Чжугэ Ляна. — Н.А.), я покоряюсь! Все мои сыновья и внуки будут благодарны тебе за милосердие!
— Итак, ты покоряешься? — спросил Чжугэ Лян.
— Да!"
Столкнувшись с ожесточенным сопротивлением племен мань, полководец царства Шу якобы приказал генералу по имени Го Да наладить производство стрел для своего войска в районе современного Кандина, что и было исполнено. В 80-х гг. XVIII в. Лу Хуачжу в путевых заметках отмечал: "Да-цзянь-лу, по преданиям, есть то место, на котором при династии Хань генерал Го Да устроил горны для ковки стрел. От главного города губернии (Чэнду. — Н.А.) отстоит почти на 1000 ли… и составляет крайнюю точку Китая на западе, и крайнюю точку западных стран на востоке. Климат вообще холоден, теплых дней мало. Повсюду острые вершины одни за другими, высокие горы, отвесные утесы и навислые берега, между которыми протекает Лу-хэ. Местоположение есть из крепчайших… От Да-цзянь-лу далее к западу в преимущественном уважении чай, который весь привозят из внутреннего Китая, и Да-цзянь-лу служит главным складочным местом отпускаемых за границу чаев".
Чайный путь проходил здесь с давних пор. Составители "Истории династии Мин", анализируя торговый обмен с тибетцами отдельными видами сычуаньского чая во второй половине XIV в., утверждали: "Тот чай, который производился в Даомэне, Юннине и Юньляне (на территории провинции Сычуань. — Н.А.), назывался "ножничным" его листья грубые, и только тибетцы употребляли его… Сычуаньское управление особого уполномоченного по транспортировке чая и соли (просуществовало в Чэнду с 1372 г. до конца 1377 г. — Н.А.) подало доклад, в котором говорилось: "Следует специально учредить чайные канцелярии, а взимаемые ими налоги обменивать на красные кисти для головных уборов чиновников, войлок, рубашки, рис, полотно, перец, воск, чтобы иметь средства для государственных расходов. Что же касается чая, собираемого местным населением, то выдавать документы на право его продажи в соответствии с законами о торговле, установленными для Цзяннани, и это будет выгодно и казне, и народу"". Поэтому в Юннине, Чэнду и Юньляне были созданы чайные канцелярии.
Жители Сычуани прежде обменивали чай на такие вещи, как шерстяные ткани и красные кисти для головных уборов чиновников, чтобы ими уплатить чайный налог. С тех пор как была установлена сумма чайных налогов и построены амбары, где создавались запасы чая специально для приобретения лошадей. Население не осмеливалось самовольно собирать чай, В случае недостачи в налоговых суммах часто производились дополнительные сборы с населения. Сычуаньское провинциальное управление подало по этому поводу доклад, и тогда разрешили народу собирать чайный лист и выменивать на него товары у тибетцев.
"Огромным базаром для Китая и Тибета" называл Дацзянь-лу американец Рокхилл. Упакованный кирпичный чай поступал сюда из разных мест. Через восточные ворота груз попадал во двор конторы, расположенной поблизости, и купцы, уплатив соответствующую пошлину в пользу китайской казны, получали право доставить его на склад. Там чай перекладывали в обшитые кожей деревянные ящики, которые грузили на яков и отправляли на запад. При выезде из города весь чай еще раз обкладывался пошлиной, но теперь уже в пользу тибетских властей.
По словам англичанина Уодцела, "яки, ослы и лошади" везли кирпичный чай "из большого центра Дартсендо (Та-чиен-лу) (Дацзяньлу. — Н.А.) в западном Китае, через горы, в центральный и западный Тибет. Здесь для переноски товаров не употребляют овец, как в скалистых местах северо-западных Гималаев, и совсем не из-за религиозных соображений, а просто потому, что дороги достаточно хороши для употребления более крупных животных. Чайные караваны редко делают в один день более чем пятимильные переходы".
