Предложил Ренате встать на фоне прославленных кустов и сделать вид, будто она обрывает листья на тех, что растут чуть ниже. Сфотографировав девушку, порекомендовал будущий показ этого снимка друзьям и подругам сопровождать фразой типа: на заднем плане чай за 25 тысяч, а я, мол, собираю за 15 тысяч долларов. Разумеется, без "Дахунпао" мы не имели права покинуть уютный городок и в соседней с гостиницей лавке приобрели две упаковки по 15 юаней (менее двух долларов) за 100 граммов. Чай пробовали уже в Пекине: его аромат напомнил мне запах высококлассного табака, цвет настоя — темно-красный, вкус достаточно терпкий и очень насыщенный, остается сладковатое послевкусие. Воду в чайник, по-моему, можно заливать бесконечно.
Вечером того же дня посетили стильную по внешнему виду чайную под названием "Горная усадьба Дачаху", чтобы своими глазами увидеть высшее чайное мастерство (кит. гунфу ча), о котором много говорят. Здесь нас, к сожалению, откровенно "развели". Произошло это следующим образом. Симпатичная молодая китаянка в национальном костюме усадила иностранцев за красивый столик, сделанный из цельного корня дерева, и предложила выбрать конкретный чай. Я попросил меню, но, со слов девушки, оно как бы отсутствовало.
Из десятка перечисленных марок местных улунов выбор остановили на "Жоугуй" ("Китайская корица"). Дело в том, что его упоминал в средневековом трактате "чайный бог" — танский поэт Лу Юй, когда описывал оригинальный рецепт "домашнего чая", т. е. лучшего. Раньше пробовать "Китайскую корицу" не доводилось. Предложенный нам чай особого впечатления не произвел: аромат был, но довольно слабый, цвет настоя — желто-красный, по вкусу он мало чем отличался от обычного улуна, который можно купить в любом магазине, не выезжая из Пекина. Между тем в 90-х гг. XX в. "Уи жоугуй" (полное название чая) получил ряд призов на всекитайских и международных выставках-ярмарках. Национальное министерство сельского хозяйства присвоило ему статус одного из знаменитых чаев Китая. Сейчас он экспортируется в страны Юго-Восточной Азии, Японию, Англию и др.
Китаянка из "Горной усадьбы Дачаху" аккуратно демонстрировала искусство приготовления чая: на треть засыпала в чайник листья; залила их кипятком, которым тут же сполоснула посуду; снова залила кипяток и, не настаивая, перелила в миниатюрные чашечки; показала, как надо их держать, как вдыхать аромат и как втягивать в себя напиток; часто заливала в чайник воду и быстро наполняла чашечки, постепенно выбирая из чая его вкус и цвет.
Закончив с церемонией, девушка предложила купить в их заведении тот или иной чай, проявив завидную настойчивость. Качество испробованного чая и отсутствие меню насторожили, посему решили приобрести улуны в другом месте и попросили счет. Только после этого нам показали цены, где были указаны сразу несколько сортов "Жоугуй", но мы, оказывается, пили самый дорогой. Я выразил что-то вроде недовольства, хотя спорить в сложившейся ситуации было уже поздно. С трудом удалось сбросить с первоначальной цены (240) юаней 60, потребовали и получили баночку чая с собой, однако в итоге все равно изрядно переплатили.
Из городка Уишань мы с дочерью выехали в Фучжоу. В конце XIII в. венецианец Марко Поло побывал здесь незадолго до своего отъезда из Поднебесной. Он называл этот город так же, как и все "царство", — Фуги. Вот его рассказ о Фучжоу и прилегающей к нему территории: "Через город течет большая река, в ширину с милю (Миньцзян. — НА.). Много судов, что плавают по этой реке, строят здесь. Сахару делают тут столько, никому и не счесть. Жемчугом и драгоценными камнями торгуют здесь шибко, и приходят сюда индийские суда с купцами, что торгуют по индийским островам. Город этот недалеко от порта Кайтона (Цюаньчжоу. — Н.А.), что на море-океане. Приходят туда много судов из Индии со многими товарами, а оттуда они поднимаются по реке до города Фуги, и вот так-то доходят сюда дорогие вещи из Индии. Всего, что нужно для жизни, тут много. Славные у них сады, и много там отличных плодов. Хороший город, и просто диво, как прекрасно он устроен…
От Фуги на юг, через реку, пять дней едешь по красивым и знатным городам, замкам и поселкам; и во всем тут богатство. Есть тут и горы, и долины, и равнины. Много тут величайших лесов, и есть там дерева, из которых добывается камфара. Дичины всякой, и звериной и птичьей, здесь много. Народ здешний и торговый, и ремесленный, подданные великого хана, а подчинены Фуги".
В Фучжоу нас больше всего интересовал порт Мавэй (букв. "Хвост лошади"), что в 15 километрах к юго-востоку от города. Морские суда из Европы, Северной Америки, России и других стран останавливались именно здесь, поскольку из-за мелководья не могли подняться по Миньцзяну до административного центра провинции. Иностранцы называли это местечко "Пагода", указывая на восьмиугольное сооружение высотой свыше 30 метров, которое было построено около 800 лет назад.
Задача, как оказалось, была не из легких. На Северном автовокзале посылали куда угодно, кроме нужного направления. До городка Мавэй все-таки добрались, но ушлый мотоциклист почему-то решил отвезти пассажиров в новый порт, куда посторонним вход категорически воспрещен. В ответ потребовали возвращения на прежнее место за уже обещанную сумму. Наконец в беседах с прохожими появилось словосочетание "старая гавань". Мы удовлетворенно закивали головами и через 15–20 минут были на проходной судоверфи.
Здания XIX в., видневшиеся вдали, настраивали на оптимистический лад, однако еще надо было попасть на действующий объект. Охранники, узнав, что иностранцы из России, сразу заулыбались и постарались найти гида. Разыскать последнего не удалось, поэтому мы вежливо попросили разрешения самим осмотреть тамошние достопримечательности. Позднее увидели молодую женщину, работавшую в музее при судоверфи. Она взяла по 10 юаней за билет и подарила несколько буклетов, а также карту порта и города.
Судоверфь и морской арсенал в старой гавани были возведены при активном участии французов в 60-х гг. XIX в. Согласно подписанному контракту, китайскую сторону в Фучжоу представлял верховный императорский комиссар, французскую — представитель генерального штаба. Возглавлял работы военный инженер Эгибель, а техническое руководство строительством и эксплуатацией объектов осуществляли французские морские офицеры и инженеры, мастера и рабочие-специалисты. Была также организована школа для обучения китайских рабочих, преподавали в ней иностранцы. По истечении срока действия контракта (1874 г.) судоверфью и арсеналом управляли императорский комиссар и подготовленные французами китайцы. За первые семь лет работы судоверфи в Фучжоу (1866–1873 гг.) под наблюдением и при активном участии европейских специалистов было построено 15 паровых судов общим тоннажем в 16 тысяч тонн, вооруженных 75 орудиями и имевших на борту 1500 человек. На верфи работали 2550 рабочих китайцев и 75 иностранных инженеров и техников (в основном французы). С 1874 г. суда в Фучжоу строили практически без иностранной помощи.
Во время Франко-китайской войны 1884–1885 гг. корабли под командованием адмирала Курбэ уничтожили фучжоускую эскадру и разрушили многие сооружения в старой гавани. Тяжелое поражение Китая в войне с Японией (1894–1895 гг.), разгром армии и флота, острая нехватка современных видов оружия заставили правительство вернуться к проблеме восстановления военной и военно-морской мощи страны. Летом 1896 г. принц Гун заявил французским представителям, что китайские власти с благосклонностью возобновляют традиции 1866–1874 гг. и приглашают французов для реконструкции судоверфи и морского арсенала в Фучжоу. Новый контракт был рассчитан на пять лет с возможностью его продления. Он, в частности, предусматривал сооружение сухого дока, эллинга для постройки судов большого водоизмещения и металлургического завода для производства стали мартеновским способом; создавались также две школы для обучения китайцев морскому и сухопутному бою.
