Наверняка время что-то значило. И эта гулкая пустота дома, в котором работали каменщики, и эта предпраздничная атмосфера, и эти толстые тетки, приехавшие из деревни за покупками, эти изнемогавшие от усталости продавщицы, которые не знали, за что хвататься, эти товары, продукты…
— …когда я уйду…
Шагая по улице, мать Женевьевы то и дело прикладывала к глазам носовой платок. Правда, слез на ее глазах не было. Но они вот-вот могли появиться, а Матильда действительно была очень взволнована. И доказательством тому служило ее обещание: «Я куплю ей красивые ясли…»
На какое-то мгновение эта мысль избавила ее от душевной тяжести. Она принесет дочери большие, великолепные, сверкающие ясли, которые доставят ей незабываемую радость…
Откинув назад вуаль, склонив голову, чтобы лучше видеть, Матильда спросила у продавца магазина, пропахшего лакированным деревом и линолеумом:
— Сколько стоят ясли, стоящие на витрине?
— Восемьсот пятьдесят франков, мадам…
— Это слишком дорого.
— Могу предложить вам эти, за четыреста франков…
Матильда сделала это не нарочно. Ее возбуждение спало. Угрюмо глядя на ясли, она заметила, что они сделаны из грубого дерева и картона. Ясли были аляповато разрисованы, а рождественские персонажи — вылеплены из гипса.
— У вас есть что-нибудь еще?
— Разумеется, мы продаем все аксессуары по отдельности… Вот пустые ясли за тридцать франков. На соседней полке вы найдете все необходимое…
Матильда выбрала именно эти ясли. Возвращаясь, она стала еще более угрюмой, чем прежде. Она сразу же прошла в столовую, поскольку домочадцы уже сидели за столом. Кладя пакеты на стул, она сказала:
— Я купила ясли для Женевьевы… Ей так одиноко…
Слова Матильды не нашли отклика, и ей оставалось приняться за еду, последовав примеру остальных. На первом этаже столовая была последним прибежищем, единственной комнатой, наравне с кухней, где еще не начались ремонтные работы.
Они сохранили привычку есть в молчании. Польдина по-прежнему разливала суп по тарелкам, протягивала руку к электрическому звонку, чтобы позвать Элизу.
В тот вечер Матильда вовсе не нарочно смотрела на Софи с большим вниманием, чем в другие дни. Она заметила, что племянница изменилась: она накрасила губы и изменила прическу. Все это она подметила, но ничего не сказала. Матильда вздрогнула, как и другие, когда в коридоре прозвенел звонок, в то время как они заканчивали десерт.
Все переглянулись. Софи обвела взглядом родственников, словно говоря: «Да что с вами?»
Потом Софи вспомнила, что они ничего не знали, и сказала, словно это событие не имело особого значения.
— За мной пришел мсье Жони…
— За тобой? — машинально повторила ее мать.
— Мы собираемся в кино…
И она пошла навстречу мсье Жони, которого впустила в дом Элиза и который за этот месяц стал еще больше важничать.
Жак ничего не заметил. Он взял за правило почти каждый вечер навещать свою невесту.
Но чтобы Софи…
— Держите! Вот графин. Налейте себе стаканчик, а я тем временем надену шляпу и пальто…
Софи нанесла точный удар. Польдина и ее сестра лишились дара речи. Тем не менее они попытались улыбнуться хранителю. Польдина даже робко пробормотала:
— Возвращайся не слишком поздно!
Дверь с шумом захлопнулась. Парочка прошла мимо окон, сквозь которые доносился смех Софи.
Польдина встала из-за стола. Матильда последовала ее примеру. Они хотели поговорить, но сдерживали себя до тех пор, пока не вошли в кабинет. И только тогда, когда они собрались сесть, Польдина предложила:
— Может, поднимемся выше?
Все это заняло некоторое время. Польдина взяла с собой рукоделие и надела пенсне. Сестра наблюдала за ней.
— Что ты хотела мне сказать? Когда мы выходили из-за стола, ты открыла рот…
— Ты полагаешь? Я и забыла…
Это было неправдой, но, поразмыслив, Матильда решила, что лучше промолчать.
В моменты, которые они сейчас переживали, было трудно всегда знать, что следовало делать. Слишком сильными были потрясения. Наступала новая жизнь, и внешне незначительные детали могли впоследствии оказаться весьма важными.
Например, свидание, которое спокойно назначила Софи мсье Жони, чтобы пойти с ним в кино!
В молчании прошло несколько минут. Потом Матильда пробормотала, предварительно бросив взгляд на сестру, чтобы убедиться, что та не собиралась лгать:
— Она тебя предупредила?
— Нет… Полагаю, она забыла…
Сразу же был дан отпор. Один камень полетел в один огород, другой — в другой:
— Жак говорил тебе о своих планах?
— Каких планах?
— Он собирается провести целый месяц в Италии с женой… Я узнала об этом от подрядчика…
Для столь короткого промежутка времени это было слишком. Польдина вязала, считая петли своим низким голосом. Матильда просматривала, не читая, роман двадцатипятилетней давности, который она нашла в библиотеке своего мужа.
А в это время на экране кинотеатра действующие лица уже успели устроить и перестроить свою жизнь. Здесь же они прошли лишь малую часть пути, ровно столько, чтобы добраться до фразы, брошенной в воздух, фразы, которая, тем не менее, была вехой.
— Он еще не принес предисловие, не так ли?
Речь шла о мсье Жони, на которого была в определенном смысле возложена обязанность посмертно прославить Эммануэля Верна.
— Еще нет…
— И он не задавал тебе никаких вопросов?
Матильда возразила:
— А тебе?
— Вопросы, не имеющие особого значения… Он меня спрашивал, каким был Эммануэль в личной жизни, был ли он рассеянным, много ли он говорил о своем творчестве, часто ли выглядел вдохновленным… Кажется, все эти подробности нужны для того, чтобы создать живой портрет…
— Что ты ему сказала?
Они по привычке обменялись взглядами.
— Я сказала, что Эммануэль чувствовал себя чужаком в материальном мире… Что по-настоящему он жил только в этих четырех стенах…
Один этап был преодолен. Теперь надо было выжидать. Матильда прекрасно знала, что сейчас за этим последует продолжение, и поэтому напряглась, преисполненная недоверия.
Наконец это произошло. Польдина с неожиданной грубостью спросила:
— Что он тебе сказал в последнюю ночь?
Польдина уже не в первый раз возвращалась к этой теме, но прежде она никогда не спрашивала столь откровенно. Не успела Матильда проглотить слюну, как ее сестра продолжила:
