– Что… что вы со мной сделали? – собственный голос показался чужим. – Зачем?
– Это мои гарантии.
Гарантии?
– Я сообщу, когда захочу вас видеть, – произнес Орман. – И очень рекомендую подчиниться сразу, потому что эта долговая расписка…
Трость коснулась моего запястья.
– Может сделать вам больно, а мне бы очень этого не хотелось.
– Вы чудовище! – выдохнула через силу.
– Женщины любят чудовищ, мисс Руа.
– Только не я.
– Неужели?
Он больше ничего не сказал, но мне стало страшно. Развернувшись, я быстро зашагала в сторону кабинета мистера Ваттинга. Только у дверей остановилась и стянула перчатку: на тыльной стороне запястья, словно залитый под кожу, покоился странный тонкий узор ядовито-зеленого цвета.
5
Вот вам за покровителя, месье Орман, вот вам за покорность, вот вам за «отпустите пожалуйста» и за вашу «помощь» особенно! Я прыгала на наброске и остановилась, только чтобы в очередной раз перевести дух. Мисс Дженни взирала на все это безумие с подоконника с выражением морды, которое должно было меня образумить.
«Полегчало?» – как бы спрашивали эти глаза.
– Нет!
Кто, кто же мог знать, что он окажется магом?! Лина, конечно, говорила, что помимо производства мобилей Орман увлечен искусством времен армалов, древних магов, наделенных такой мощью, которая современникам и не снилась. Но представить, что он сам знаком с магией…
О которой я знаю еще меньше, чем… чем о клятом месье Ормане!
Я прыгнула еще раз, еще и еще – от души, после этого снизу постучали.
Судя по характерному звуку, ручкой швабры.
– Хозяину нажалуюсь! – донесся приглушенный этажом прокуренный женский голос.
– Да пожалуйста! – ответила я.
В квартире подо мной постоянно что-то падало, разбивалось, а выражения, далекие от тех, что пристало слышать юным мисс, перемежались с угрозами открутить любовницам мужа голову. А вот со мной такого раньше не случалось. В смысле, я не прыгала на своих набросках, не замахивалась на мужчин, и… и… никогда так сильно не хотела влепить пощечину. До горящей ладони. До покалывания в кончиках пальцев.
О да-а-а, без перчатки!
«Женщину украшает покорность, вы разве не знали?»
Я сжала кулаки и носком туфельки задвинула Ормана под тахту.
– Скажите это оттуда! – выдохнула. – Как вам такая покорность, месье Орман? Что, не нравится? Хотите выйти? Нет, простым «пожалуйста» вы у меня не отделаетесь!
Покосилась на торчащий уголок наброска, подхватила со стола чайник, шкатулку с заваркой и направилась вниз, оставив мисс Дженни доедать куриные потрошки.
На общей кухне, как всегда, царил смрад и мешанина запахов. От раскаленной плиты, на которой в кастрюле попыхивало варево, шел едва уловимый пар. Я поставила кипятиться воду и устроилась на старой скрипучей табуретке, расшатанной настолько, что у нее периодически отваливались ножки. Мистер Джеггинс прикручивал их обратно: табуретка была нужна, чтобы ставить на нее горячие кастрюли. Больше их ставить было некуда, разве что на пол, потому что с полгода назад стол развалился окончательно.
Прикоснулась к запястью, на котором красовалась «долговая расписка»: непонятная магическая закорючка с аккуратными строгими линиями. Тонкие контуры, которые поначалу словно светились изнутри, сейчас погасли. А вот легкое жжение, не болезненное, просто как напоминание о долге, не прошло. И как, спрашивается, мне завтра идти на занятия с Илайджей? Не могу же я все время сидеть в перчатках, а если сниму… вдруг он заметит? Если заметит Лина, если заметит граф?
Вопросов не оберешься.
«Вы интересовались мной, мисс Руа?»
Да, потому что у меня было временное помешательство. Не иначе!
Что на меня нашло?
Сама не знаю, почему это вышло так остро. Сама не знаю, как это вообще получилось, ведь я умела держать себя в руках! Даже когда гувернантка видела неправильно решенный пример и смотрела на меня сверху вниз сквозь толстенные стекла своих очков так, что я чувствовала себя маленькой и ничтожной. Она так и говорила: «Вы маленькое ничтожество, мисс Руа, если не можете решить такую задачу». Даже когда леди Ребекка собирала слуг, чтобы в их присутствии отчитать меня за какую-нибудь провинность и поставить в угол на несколько часов. Даже когда хозяева художественных салонов смотрели на меня с выражением недоумения, граничащего с насмешкой.
Смирение, рассудительность, скромность – вот три составляющих, на которых держится поведение любой благовоспитанной мисс, но с ним это все не работало.
Последний раз я так разозлилась, еще когда мы жили с леди Ребеккой в Фартоне, точнее, в пригороде, в доме ее отца. Я была тогда совсем маленькой, но хорошо помню, как выбежала на улицу и услышала крики. Пятилетняя дылда, сын конюха, навалился на двухлетнего малыша, сына горничной, и возил его перепачканной и зареванной мордашкой по камням. Я разбежалась и боднула мальчишку в живот с такой силой, что он шмякнулся прямо в лужу. Орал так, что на вопли даже выскочил конюх, но оценив ситуацию, только выругался, сплюнул и ушел. Зато к малышу горничной его сын больше не приставал.
А еще я хорошо помнила море.
Часами могла сидеть, глядя как волны накатывают одна за другой. Даже зимой, когда колючий ветер забирался под накидку и под плотно завязанный чепец. Леди Ребекка говорила, что зимнее море пугает, но мне оно нравилось любым. Даже несущим сокрушительные волны на скалы, свинцовым, тяжелым и беспощадным. В Фартоне леди Ребекка чаще улыбалась. Она подхватывала меня на руки и кружила так, что юбки летели раскрывшимся цветком. Вот только когда ее отец, невысокий, мрачный и вечно чем-то недовольный граф смотрел на меня, я теряла дар речи: таким жутким становился его взгляд. Леди Ребекка замирала и немедленно отправляла меня к себе.
Потом он уходил, и жизнь снова расцветала красками. Тогда мне казалось, что так будет вечно – леди Ребекка, море и я, но неожиданно приехал виконт Фейбер, и она перестала улыбаться. Виконт сделал ей предложение, свадьба была богатой, и мы переехали в Лигенбург. Где моря уж точно не было, только вечный дым, промозглые туманы и бесконечная столичная суета.
Виконт Фейбер!
Почему я сразу об этом не подумала! В доме леди Ребекки и ее мужа неплохая библиотека. Ей почти не пользуются, но книги (особенно книги по магии) – то немногое, что виконт не успел раздать за долги и пустить по ветру. М-м-м… я должна туда попасть! Должна понять, что это такое, и как от него избавиться. Просить графа я не могу, ему сразу придется во всем признаться, а вот леди Ребекке сочиню что-нибудь. Пусть потом мне будет очень-очень стыдно за ложь, но лучше так, чем… чем позволить ему эту непристойность! При одной мысли, что придется перед ним обнажиться, и не просто обнажиться, но и сидеть так неподвижно несколько часов под его взглядами, к щекам снова прилила кровь.
