– Друг мой, здесь, у меня, насилие – всего лишь спектакль. Те, кто приходит ко мне, считая, что преступают все пределы, на самом деле никчемные людишки, которые и мухи не обидят. То, о чем ты говоришь, – дело серьезное, вряд ли на такое решился кто-то из моих бедолаг.
– Тогда где мне его искать?
Космо на мгновение отвел взгляд, как следует оценивая ситуацию, а главное, прикидывая, можно ли доверять собеседнику.
– Я уже не в теме, но все-таки слышал кое о чем… Есть группа людей, которые, когда в Риме происходит кровавое преступление, собираются, чтобы отпраздновать событие. Они говорят, что каждый раз, когда приносится невинная жертва, происходит выброс негативной энергии. На празднествах они воспроизводят произошедшее, но на самом деле это всего лишь предлог, чтобы накачаться наркотиками и заняться сексом.
– Кто туда ходит?
– По мне, так те, у кого не все дома. Но также и богачи. Ты не представляешь, сколько народу верит в эту фигню. Все анонимно, попасть туда можно только при определенных условиях: тайна личной жизни свято соблюдается. Сегодня вечером они будут праздновать по поводу того, что случилось в Остии.
– Можешь сделать так, чтобы меня впустили?
– Каждый раз они выбирают новое место для встречи. Не так-то легко его узнать. – Космо явно колебался: не хотел впутываться в такое дело, вероятно думая о безопасности женщины и девочки, которые ждали его дома. – Придется снова связаться со старыми приятелями, – заключил он скрепя сердце.
– Уверен, у тебя не будет проблем.
– Кое-кому позвоню, – пообещал Космо. – В места, где они собираются, нельзя попасть без приглашения. Но ты должен быть начеку, это опасные люди.
– Приму все меры предосторожности.
– А если я не смогу тебе помочь?
– Хочешь, чтобы на твоей совести появились еще трупы?
– Ладно-ладно, понял, сделаю все, что смогу.
Маркус подошел к столу, взял ручку и листок, на котором Космо делал пометки, и сам что-то записал.
– Как только выяснишь, как мне пройти на празднество, позвонишь на эту голосовую почту.
Вглядевшись в листок, Космо увидел, что рядом с номером написано что-то еще.
– Что это за «соляной мальчик»?
– Если ты, звоня кое-кому, случайно упомянешь также и это, буду тебе очень благодарен.
Космо задумчиво кивнул. Маркус покончил с делом и мог уже уходить. Но как раз когда он повернулся к двери, Бардити спросил:
– Почему ты тогда выпустил меня?
Пенитенциарий ответил, не оборачиваясь:
– Сам не знаю.
11
Батиста Эрриага в шестьдесят лет считал себя человеком осмотрительным.
Но он не всегда был таким. В юные годы, на Филиппинах, он понятия не имел о том, что такое осмотрительность. Наоборот, много раз испытывал судьбу – и саму смерть – из-за своего несносного нрава. Если рассудить хорошенько, от своего хулиганского поведения он не получал никаких выгод, всего лишь тешил тщеславие.
Ни денег, ни власти, ни, разумеется, уважения.
Но именно тщеславие послужило причиной несчастья. Событию этому суждено было определить всю его дальнейшую жизнь, хотя Батиста ни о чем таком и не догадывался.
В то время ему исполнилось шестнадцать лет, и он делал начес на макушке, чтобы казаться выше ростом. Он души не чаял в своей шевелюре цвета воронова крыла и похвалялся ею. Каждый вечер мыл голову и натирал кокосовым маслом. У него был гребешок из слоновой кости, который он стащил с лотка. Батиста носил его в заднем кармане брюк и время от времени вынимал, чтобы поправить плотный завиток на лбу.
Он важно шествовал по улочкам родной деревни в облегающих джинсах, которые мать пошила из полотнища старой палатки; кожаных сапогах, купленных у сапожника за гроши, потому что на самом деле они были стачаны из прессованного картона и намазаны гуталином; и в зеленой рубашке с круглым воротничком, тщательно выглаженной и всегда безупречно чистой.
В поселке его называли «Батиста-щеголек». Он гордился таким прозвищем, пока не обнаружил, что на самом деле над ним смеялись и за глаза называли сыном дрессированной обезьяны, поскольку его отец-алкоголик ради стаканчика был готов на все и часто развлекал завсегдатаев таверны, разыгрывая унизительные смешные сценки только ради того, чтобы ему налили стаканчик.
Батиста ненавидел отца. Ненавидел то, как он жил: гнул спину на плантациях, а потом попрошайничал, ублажая свои пороки. Норов он показывал только с женой, когда вечером возвращался пьяный и вымещал на ней все унижения, какие претерпел от других. Мать Батисты могла бы защитить себя и с легкостью его одолеть, поскольку пьяница едва держался на ногах. Но она терпеливо сносила удары, только чтобы лишний раз не унизить мужа. Ведь так или иначе он был ее мужчиной, она по-своему любила его и защищала. Поэтому Батиста ненавидел также и мать.
Из-за испанской фамилии Эрриага принадлежали в деревне к низшей касте. Прадед Батисты решил назваться так в далеком 1849 году, при генерал-губернаторе Нарсисо Клаверии. Клаверия обязал филиппинцев, которые изначально не имели фамилий, выбрать себе какую-нибудь по собственному усмотрению. Многие позаимствовали фамилии у колонизаторов, рассчитывая на их благоволение, не зная, что таким образом запятнают не только себя, но и своих потомков: их презирали испанцы, не желавшие иметь с ними ничего общего, и ненавидели филиппинцы, сохранившие собственные традиции.
Тяготило Батисту также и имя, выбранное матерью, чтобы подчеркнуть их приверженность католической вере.
Только один человек, кажется, не обращал на все это ровно никакого внимания. Его звали Мин, и он был лучшим другом Батисты Эрриаги. Был он высокий, плотный – настоящий великан. С первого взгляда он внушал страх, но в действительности никому не мог причинить зла. Он был не то что тупым, но очень наивным. Этот великий труженик мечтал стать священником.
Батиста и Мин проводили много времени вместе; между ними была заметная разница в возрасте, другу перевалило за тридцать, но это их не волновало. Даже можно было сказать, что Мин заменил Батисте отца. Защищал его, давал ценные советы. Поэтому Батиста ничего не сказал ему о том, что задумал.
Действительно, на неделе, когда случилось событие, изменившее всю его жизнь, юный Эрриага добился того, что его приняли в банду «Солдаты дьявола». Несколько месяцев Батиста обхаживал их. Все они были более-менее его сверстниками. Самому старшему, который и был главарем, исполнилось девятнадцать.
Чтобы вступить в банду, Батиста должен был пройти испытания: застрелить свинью, перепрыгнуть через костер из горящих шин, обокрасть дом. Он отлично справился и заслужил кожаный браслет, символ принадлежности к банде. Этот отличительный знак предоставлял членам банды целый ряд привилегий: им задаром наливали спиртное в барах, проститутки шли с ними без всякой платы, и все без исключения уступали им дорогу на улицах. На самом деле никто им не предоставлял таких прав, юнцы присвоили их себе в силу собственной наглости.
