– Вам все равно нужно уехать, – сказал пенитенциарий. – Здесь небезопасно.
– Но я не знаю, куда мне ехать, и у меня нет денег! Космо все вкладывал в клуб, а дела шли не очень-то хорошо.
– Этого вам должно хватить на какое-то время.
Женщина уставилась на кучу банкнот. Потом тихо заплакала. Маркус хотел бы подняться, подойти, обнять ее, но он не знал, как совершаются такие движения. Он все время видел, как люди обмениваются знаками любви и сочувствия, но сам был на это неспособен.
Кофеварка на плите исходила паром, кофе переливался через край. Но женщина не спешила снять ее с огня. Маркус встал, выключил газ.
– Теперь я лучше пойду, – сказал он.
Женщина закивала, не переставая рыдать. Пенитенциарий направился к выходу. Двигаясь по коридору, заметил чуть приотворенную дверь, откуда просачивался слабый голубоватый свет. Маркус подошел к порогу.
Лампа в форме звезды мягко светила в сумраке. Белокурая девочка мирно спала в своей постельке. Она лежала на боку, во рту – соска, ручки сложены. Она во сне сбросила с себя одеяло. Маркус подошел и неожиданно для себя поправил его.
Потом стоял и смотрел на девочку, задаваясь вопросом, не это ли награда за то, что он спас Космо Бардити три года назад. И нет ли в конечном счете и его заслуги в том, что на свет появилась новая жизнь?..
Зло – правило, добро – исключение, напомнил он себе.
Так что – нет, он тут вовсе ни при чем. Лучше поскорей уйти из этого дома, он тут явно лишний.
Маркус уже сделал шаг к двери, когда взгляд его упал на обложку книжки, стоявшей на полочке. То была сказка, которую Космо Бардити подарил дочке прошлым вечером. Заглавие поразило Маркуса в самое сердце.
«Невероятная история стеклянного мальчика».
Свой третий урок Клементе преподал жарким летним днем.
Они договорились встретиться на площади Барберини, оттуда прошли по одноименной улице, потом углубились в переулки, которые вели к фонтану Треви.
Там им пришлось пробиваться сквозь толпу туристов, скопившихся у фонтана: те фотографировались и бросали монетки, в надежде, что, совершив этот ритуал, еще вернутся в Рим на протяжении своей жизни.
Пока туристы созерцали Вечный Город, восхищенные его красотой, Маркус наблюдал за ними, сознавая, что сам он чужд человеческому роду. Его судьба сходна с судьбою теней, мелькающих по стенам, словно убегающих от солнечных лучей.
Клементе в тот день, вопреки обыкновению, казался вполне умиротворенным. Подготовка шла хорошо, и он был уверен, что очень скоро Маркус будет готов выполнить задание.
Их прогулка завершилась перед барочной церковью Сан-Марчелло аль Корсо, которая своим вогнутым фасадом, казалось, принимала прихожан в объятия.
– В этой церкви заключен великий урок, – провозгласил Клементе.
При входе их внезапно обволокло свежестью. Словно дыханием мрамора. Внутри церковь не очень большая: один центральный неф, от которого отходит по пять капелл с каждой стороны.
Клементе направился к центральному алтарю, над которым возвышалось великолепное распятие темного дерева сиенской школы четырнадцатого века.
– Взгляни на этого Христа, – сказал он Маркусу. – Он прекрасен, правда?
Маркус кивнул. Но не понял, имеет ли Клементе в виду произведение искусства или, будучи священником, духовную красоту символа.
– Жители Рима считают, что распятие чудотворно. Ты должен знать, что эта церковь, в ее теперешнем виде, была перестроена после пожара 23 мая 1519 года. Старое здание сгорело дотла. Огонь не тронул только Христа, которого ты видишь над алтарем.
Пораженный историей, Маркус взглянул на скульптуру другими глазами.
– И это еще не все, – продолжал Клементе. – В 1522 году на Рим обрушилась чума, кося людей сотнями. Люди вспомнили о чудотворном распятии и решили устроить процессию по улицам города, несмотря на противодействие властей, которые боялись, что скопление народа будет способствовать распространению эпидемии. – Тут друг выдержал паузу. – Процессия длилась шестнадцать дней, и чума покинула Рим.
Перед лицом столь неожиданного откровения Маркус застыл, безмолвный, завороженный мистической силой, заключенной в куске дерева.
– Но – внимание, – тут же предостерег его Клементе. – С этим творением связана и другая история… Вглядись хорошенько в лик Христа, терпящего крестную муку.
Выражение страдания на этом лике было передано невероятно живо. Казалось, дерево кричит от боли. Глаза, рот, морщины – все говорило о мучительной смерти.
Клементе посуровел.
– Скульптор, который изваял распятие, остался безымянным. Но говорят, будто он был проникнут такой верой, что пожелал создать для христиан творение, способное растрогать сердца и в то же время произвести впечатление полного жизнеподобия. Поэтому он стал убийцей. Выбрал моделью бедного угольщика и медленно убивал его, чтобы уловить выражение смертельной муки.
– Зачем ты рассказал мне обе истории? – спросил Маркус, уже угадывая ответ.
– Затем, что народ веками с упоением рассказывал и ту и другую. Атеисты, понятно, предпочитали более мрачную. Верующим нравилась первая… но и второй они не отвергали, ибо человек по природе своей тянется к тайне зла. Но речь вот о чем: ты в которую веришь?
Маркус немного подумал.
– Нет, настоящий вопрос вот какой: может ли что-то доброе родиться из чего-то злого?
Клементе, казалось, был удовлетворен ответом.
– Добро и зло – категории, не поддающиеся определению. Зачастую приходится устанавливать, где одно, а где другое. И судить об этом – нам.
– Судить нам, – повторил Маркус, усваивая урок.
– Когда ты увидишь сцену преступления, где, может быть, пролилась невинная кровь, тебе не следует останавливаться на «кто» и «почему». Нет, ты должен вообразить совершившего преступление в прошлом, которое и привело его сюда; представить себе тех, кто любит его или любил. Ты должен представить себе, как он смеется, как плачет; каков он в счастье и в горе. Малышом, на руках у матери. Взрослым, когда он идет в магазин или садится в автобус, спит или ест. И когда любит. Потому что любой человек, даже самый ужасный, умеет любить.
Маркус усвоил урок.
«Чтобы поймать злодея, нужно понять, каков он в любви».
Комиссар Моро ехал по объездной дороге на автомобиле без номеров.
На таких машинах без отличительных знаков полицейские осуществляли слежку или сидели в засаде, не боясь, что их вычислят. Большей частью использовались машины, которые прежде были связаны с совершением преступлений, а потому конфискованы. И поступили в распоряжение полиции.
