– Ладно, извини, – произнесла она на прощание. – Мои соболезнования.
– Погоди…
Сандра замедлила шаг, снова повернулась к нему.
– Ты хорошо знала Пию? – спросил Иван совсем другим, более печальным тоном.
– Не так хорошо, как мне хотелось бы.
– Тут рядом есть бар, – добавил парень, потупив взгляд. – Не возражаешь, если мы немного поговорим?
Сандра не сразу нашлась что ответить.
– Я не подкатываюсь к тебе. – Иван поднял руки примирительным жестом. – Но я должен кому-то об этом рассказать…
Сандра вгляделась в него: какое бы бремя ни тяготило парня, пусть облегчит душу, он этого заслуживает. Может, перед посторонней даже будет проще.
– Мне нужно закончить работу. Но ты иди, подожди меня в баре.
Прошел еще час, прежде чем Сандра смогла освободиться. Все это время раздумывала, что за груз лежит на совести парня, так ли ему тяжело, как ей самой из-за того, что она не решается поговорить с Максом начистоту. Наконец она, как и обещала, присоединилась к нему в баре.
Иван сидел за столиком, перед ним стоял какой-то крепкий напиток. Увидев Сандру, он встрепенулся, будто чего-то от нее ожидая.
Сандра уселась напротив:
– Так что происходит?
Иван возвел глаза к потолку, будто подыскивая нужные слова.
– Я – ублюдок. Настоящий ублюдок. Но я ее любил.
Интересно, за что он себя клянет, подумала Сандра, но стала слушать дальше, не перебивая.
– Пия была прекрасным человеком, она бы никогда не причинила мне зла. Говорила, что наши отношения важнее всего. Только и ждала, что я попрошу ее выйти за меня замуж. Но я все испортил…
Сандра отметила, что Иван прячет от нее глаза. Она взяла его за руку:
– Ты не виноват, если разлюбил ее.
– Да нет же, я любил ее, – проговорил он с силой. – Но в ту ночь, когда Пия погибла, я изменил ей.
Такое откровение поразило Сандру. Она медленно убрала руку.
– У меня были отношения с другой девушкой уже какое-то время. То есть это случилось не в первый раз.
– Не думаю, что должна это слушать.
– Нет, ты должна.
Голос его звучал умоляюще.
– Той ночью я знал, что Пия на дежурстве и не сможет мне позвонить, и воспользовался этим, чтобы встретиться с другой.
– Нет, серьезно, хватит. – Сандра не имела ни малейшего желания слушать дальше.
– Ты работаешь в полиции, верно? Значит, должна меня выслушать.
Такой напор смущал Сандру, но она позволила ему продолжать.
– Я до сих пор никому не говорил, боялся, что меня сочтут полным дерьмом. Что бы сказали обо мне наши друзья, ее родители? Эта история попала на телевидение, даже незнакомые люди были бы вправе меня осудить. Я повел себя как трус.
– Чего ты не говорил никому?
Иван поднял глаза, полные страха; Сандре показалось даже, что он вот-вот заплачет.
– Что я получил телефонный звонок от Пии в ту ночь, когда она погибла.
Сандра почувствовала, как у нее холодеют ноги и мурашки бегают по спине. Рановато они решили, будто монстр ничего не оставил для них на втором месте преступления. Оставил все-таки.
– Что ты такое говоришь?
Парень порылся в кармане и положил на стол мобильник. По всей вероятности, тот самый, который недавно выбросил. Медленно пододвинул его к Сандре.
– Телефон был отключен, – сказал он. – Но я нашел сообщение среди входящих звонков.
14
Он укрылся в служебной квартире.
Одно из многих владений Ватикана, разбросанных по Риму. То были надежные адреса, как правило, пустующие квартиры в добропорядочных кондоминиумах. В случае необходимости там можно было найти еду, медикаменты, постель, чтобы отдохнуть, компьютер, подключенный к Сети, а главное, телефон с защищенным от прослушки номером.
По этому телефону Маркус ночью позвонил Клементе и сказал, что им необходимо переговорить.
Друг появился около одиннадцати утра. Когда пенитенциарий открыл дверь, он словно бы посмотрелся в зеркало: по выражению лица Клементе можно было понять, какое впечатление производит весь его вид.
– Кто тебя так отделал?
Маркус получил удар по черепу после вечеринки на вилле у Аппиевой дороги, на него напал Никола Гави, и, наконец, спасаясь от пожара, он выпрыгнул из окна. При падении поцарапал лицо, кроме того, надсадно кашлял, надышавшись копотью.
– Ерунда, – махнул рукой пенитенциарий, пропуская гостя, который тащил за собой черный чемодан на колесиках. Они вошли в единственную комнату в квартире, где стояла мебель. Присели на край постели, в которой Маркус весь остаток ночи тщетно пытался уснуть.
– Тебе надо к врачу, – сказал Клементе, пристраивая рядом с собой чемодан.
– Я принял пару таблеток аспирина, этого хватит.
– Ты хоть поел чего-нибудь?
Маркус не ответил, сейчас, в этот момент, участие друга раздражало его.
– Ты все еще дуешься на меня? – Клементе имел в виду заглохшее расследование убийства монахини в садах Ватикана.
– Не хочу об этом говорить, – отрезал Маркус. Но каждый раз, встречаясь с Клементе, он вновь видел перед собой тело, разрубленное на куски.
– Правильно, – кивнул Клементе. – Мы должны заниматься Римским монстром, это дело первостепенной важности.
Друг хотел казаться полным решимости, и Маркус решил ему подыграть.
– Убийство полицейских произошло через два дня после нападения в сосновом лесу под Остией, – заявил Клементе. – Прошло еще два дня, и если убийца действует по определенной программе, он должен был нанести удар этой ночью.
– Этой ночью шел дождь, – заметил пенитенциарий.
– И что с того?
– Соляной мальчик, помнишь? Он боится воды.
Эта мысль пришла ему в голову ночью, когда он шел под дождем от института «Гамельн». Необходимость убивать снова и снова, характерная для серийных убийц, обусловлена наличием определенных стадий. Фантазия, замысел, воплощение. После нанесения удара убийце обычно удается усмирить инстинкт хищника с помощью воспоминаний, которые гарантируют ему чувство удовлетворенности на более или менее длительный период. Но в данном случае короткий интервал между нападениями указывает на то, что убийца воплощает совершенно определенный замысел. И что смерти, следующие одна за другой, – всего лишь этапы на пути достижения какой-то пока неясной цели.
Стремление убивать тем самым обусловлено не насущной необходимостью, но хладнокровным намерением.
Чего бы ни хотел добиться Римский монстр, он не выходил из своей роли. Послание, которое он пытался передать, означало, что соляной мальчик из института «Гамельн» вовсе не излечился от своей патологии. Наоборот, взрастил ее, сублимировал.
