Предметы: охотничий нож, револьвер «Ругер SP101».
Убивает Бернхарда Ягера выстрелом в висок.
Убивает Анабель Майер несколькими ударами ножа в грудь.
Анабель Майер была беременна.
Закапывает тела и рюкзаки жертв.
Было очевидно, что данные по последнему из двойных убийств – на самом деле первому, если считать в хронологическом порядке, – весьма скудные. Более того: если посмотреть на все три сцены, этих данных становится все меньше и меньше.
Относительно немцев, путешествовавших автостопом, следовало также иметь в виду, что с момента убийства прошло немало времени. Содержимым рюкзаков молодой пары в данный момент занималась ЛТА. Креспи надеялся, что вот-вот появится Леопольдо Стрини с какой-нибудь хорошей новостью. А главное, с какой-нибудь уликой.
– Что это они так долго? – спросил комиссар. Не успела группа ЦОС собраться в оперативном штабе, как комиссар Моро был внезапно вызван в кабинет к начальству.
Сандра не знала ответа, но могла себе вообразить его.
– Что это значит – «межведомственное объединение сил»?
– То, что не вы один будете руководить операцией, – ясно и недвусмысленно произнес глава комиссариата общественной безопасности.
Но до Моро не доходило.
– Нам никто не нужен, мы сами справимся. Но все равно спасибо.
– Ничего не попишешь, – вмешался начальник. – На нас давят, сам знаешь: министр, мэр, общественность, пресса.
Вот уже полчаса они сидели в его кабинете на последнем этаже дворца на улице Сан-Витале.
– И во что это выльется? – спросил комиссар.
– Карабинеры из СОГ официально присоединятся к расследованию. Мы должны будем снабдить их всей имеющейся у нас информацией, и они, в свою очередь, будут делиться с нами сведениями, которые получат. Речь идет о чем-то вроде task force
[12]. Сам министр это предложил, скоро он созовет пресс-конференцию и объявит об этом.
Какой бардак, вертелось на языке у Моро. Наращивание сил ничего не решает в таких делах, как это. Наоборот, если собрать слишком много людей, это повредит расследованию. Отсутствие единого командования приведет к проволочкам во времени. «Тask force» – красивые слова, призванные ублаготворить прессу, они хороши для кино, для боевиков, где за преступниками гоняются «настоящие мужчины» в полицейской форме. В реальности расследование ведется в тишине, территория прочесывается пядь за пядью. Это работа тонкая, с опорой на информаторов, на слухи. Так плетут сети: медленно, терпеливо. И только в конце появляется видимый результат.
– Ладно, это официальная версия. Но как дело обстоит в действительности?
Глава комиссариата общественной безопасности поглядел Моро прямо в глаза и начал закипать гневом.
– Дело обстоит так, что два года назад, расследуя исчезновение немецкой пары, путешествовавшей автостопом, ты упек в тюрьму невиновного. Дело обстоит так, что сейчас этот ублюдок вчиняет иск государству: его адвокат уже заявил, что его клиент, цитирую: «…был вынужден сознаться в преступлении, которого не совершал, пав жертвой судебной системы и поверхностного полицейского расследования». Ты понял? Вор из себя строит героя! Сегодня утром запустили тест онлайн, опрос общественного мнения по поводу того, как ты возглавляешь расследование. Хочешь, скажу, какие получились результаты?
– То есть, командир, ты меня выводишь из игры.
– Ты сам себя вывел из игры, Моро.
Комиссар огорчился, но не хотел этого показывать. Даже улыбнулся.
– Значит, если я правильно понял, с сегодняшнего дня мы сотрудничаем с карабинерами, но на самом деле командуют они, а история насчет task force – уловка, чтобы сохранить лицо?
– Думаете, мы от этого в восторге? – взорвался глава комиссариата. – С данного момента я должен буду отчитываться перед этим хреном, генералом карабинеров, и говорить «спасибо», если он, по доброте душевной, сделает вид, будто и мы в этом деле что-то значим.
Моро отдавал себе отчет, что эти двое вынесли ему приговор; что после долгих лет, когда он приносил им на блюдечке блистательные результаты, которые они большей частью ставили себе в заслугу, теперь им глубоко плевать, что именно комиссару, и только ему одному, придется за все платить.
– Как это произойдет?
– Передача полномочий состоится сегодня днем, – отвечал глава комиссариата общественной безопасности. – Ты должен будешь связаться с равным по званию среди карабинеров и сообщить ему все детали расследования. Ответить на все его вопросы, а затем передать вещественные доказательства.
У Моро засосало под ложечкой.
– Мы должны рассказать ему и об эзотерическом символе? Человек с головой волка перестанет быть закрытой информацией?
– Эту подробность мы лучше попридержим, – сказал представитель министерства. – Так будет благоразумнее.
– Согласен, – кивнул глава комиссариата общественной безопасности, потом продолжил: – Оперативный штаб ЦОС останется на месте, но уже не будет играть решающей роли, поскольку группу расформируют и людям дадут другие задания.
Очередная ложь во спасение.
– Я подаю в отставку, – не выдержал Моро.
– Нет, только не сейчас, – возразил начальник.
Эти говнюки, сделавшие карьеру на его успехах, теперь беззастенчиво от него избавлялись из-за ошибки, совершенной два года назад. Что было делать, если невиновный признался в убийстве пары, путешествовавшей автостопом, только ради того, чтобы ему смягчили приговор? Это ошибка не следователя, а всей системы.
– Я подам рапорт об отставке, и никто не сможет мне помешать.
Комиссар уже хотел было дать волю гневу, но вмешательство главы комиссариата остановило его.
– Это не в ваших интересах, – заявил тот совершенно спокойно. – Пока вы служите в полиции, вы имеете право на корпоративную защиту, но, сняв мундир, станете обычным гражданином, и тогда вам смогут инкриминировать ошибку, совершенную два года назад. Кто заставляет вас сейчас уходить? Вы станете прекрасной мишенью для клеветников, вас разорвут на куски.
Моро понял, что его приперли к стенке. Он с улыбкой покачал головой:
– Вы меня отлично подставили.
– Подождем, пока страсти улягутся, – примиряюще заговорил глава комиссариата. – Вы какое-то время побудете в тени, оставив другим почести и славу. Потом мало-помалу вернетесь на прежние позиции. Ваша карьера от этого не пострадает, даю вам слово.
Знаешь, куда бы ты запихнул это твое слово? Но комиссар понимал, что у него нет выбора.
– Да, синьор.
