Старуха на мгновение застыла. Пенитенциарий боялся, что память ее подводит, но ничего подобного.
– Суровый, строгий человек. Думаю, ему не нравилось жить в Риме. Он работал в русском посольстве, но много времени проводил дома, закрывшись у себя в кабинете.
– А его жена? Ведь у него была жена, правда?
– Синьор Агапов был вдовцом.
Маркус принял информацию к сведению: Анатолий Агапов, жесткий человек, был вынужден растить детей в одиночку, без жены. Может быть, из него получился неважный отец.
– Синьора Ферри, какую роль играли вы в его доме?
– Я управляла штатом прислуги, состоявшим из восьми человек, включая садовников, – с гордостью проговорила она.
– Дом был большой?
– Огромный, – поправила она. – Вилла в окрестностях Рима. Каждое утро я тратила по меньшей мере час на дорогу.
Маркус удивился:
– Как, разве вы не жили там, вместе с семьей?
– Никому не позволялось задерживаться после захода солнца, такова была воля синьора Агапова.
Странно, подумал пенитенциарий. И представил себе огромный пустой дом, где живет строгий, суровый отец и двое детишек. Не самое счастливое детство.
– Что вы скажете о близнецах?
– Викторе и Ане?
– Вы хорошо их знали?
Женщина досадливо поморщилась:
– Чаще всего мы видели Аню. Она вырывалась из-под контроля отца, забегала к нам на кухню, когда мы готовили еду или занимались другими домашними делами. Она была светлая девочка.
Маркусу понравилось определение. Но что значит – вырывалась из-под контроля отца?
– Отец не отпускал их от себя…
– Дети не ходили в школу, у них даже не было домашнего учителя: синьор Агапов сам занимался их образованием. Друзей у них тоже не было. – Тут старуха опять повернулась к окну. – Мой жених придет с минуты на минуту. Может быть, на этот раз он принесет мне цветы.
Сделав вид, будто не расслышал этой фразы, Маркус продолжал выпытывать:
– А Виктор? Что вы можете сказать о мальчике?
Женщина снова повернулась к нему:
– Вы не поверите, если я скажу, что за шесть лет я видела его раз восемь, может быть, девять. Он все время сидел у себя в комнате. Иногда мы слышали, как он играет на пианино. Он прекрасно играл. И был гением в математике. Одна из горничных, прибираясь у него, обнаружила целую кучу листков, исписанных вычислениями.
Киллер savant, психопат-всезнайка.
– Вы когда-нибудь говорили с ним?
– Виктор никогда не говорил. Молчал и смотрел. Пару раз я замечала, как он втихомолку наблюдает за мной, спрятавшись где-нибудь в комнате. – Женщину передернуло при одном воспоминании. – Зато сестра была девочка живая, веселая. Думаю, она очень страдала от затворничества. Но синьор Агапов не спускал с нее глаз, она была его любимицей. Я редко видела, как он улыбается, и это было, только когда Аня находилась рядом.
Тоже важная для пенитенциария информация: Виктор переживал соперничество с сестрой. Аня получала знаки внимания от отца, он – нет. Возможно, для девятилетнего мальчика этого оказалось достаточно, чтобы убить.
Старуху опять занесло:
– Со дня на день мой жених придет за мной и заберет меня отсюда. Я не хочу здесь умереть, я хочу выйти замуж.
Маркус вернул ее к прежней теме:
– Какие отношения были между детьми? Виктор и Аня ладили?
– Синьор Агапов и не думал скрывать то, что предпочитает Аню. Думаю, Виктор от этого страдал. Он, например, отказывался есть за одним столом с отцом и сестрой. Синьор Агапов потом относил еду к нему в комнату. Иногда мы слышали, как дети ссорятся, но они часто играли вместе, особенно в прятки.
Настал момент воскресить болезненные воспоминания, подумал пенитенциарий.
– Синьора Вирджиния, как умерла Аня?
– Ах, падре! – воскликнула женщина, всплеснув руками. – Однажды утром мы явились на виллу, я и другие слуги, и застали синьора Агапова сидящим на парадной лестнице. Он безутешно рыдал, схватившись за голову. Твердил, что его Аня умерла, что скоротечная горячка оборвала ее жизнь.
– И вы ему поверили?
Старуха помрачнела:
– Только пока не обнаружили кровь на постели девочки, и еще нож.
Нож, отметил про себя Маркус. Такое же оружие выбирает монстр для расправы с женщинами.
– И никто не заявил в полицию?
– Синьор Агапов был очень влиятельным человеком, что мы могли поделать? Он сразу отправил гроб в Россию, чтобы Аню похоронили рядом с матерью. Потом рассчитал нас всех.
Возможно, Агапов воспользовался дипломатической неприкосновенностью, чтобы замять дело.
– Он отправил Виктора в закрытую школу и затворился в том доме; там и умер, – заключила женщина.
Какая там закрытая школа, мог бы возразить Маркус. Психиатрический институт для детей, запятнавших себя ужасными преступлениями. Значит, Виктора никто не судил. Отец сам приговорил его к такому наказанию.
– Вы пришли сюда из-за мальчика, падре? Он что-то натворил, да? – спросила женщина, и в глазах ее появился страх.
Маркус не сразу решился ответить ей.
– Боюсь, что да.
Женщина в задумчивости кивнула. Как будто знала заранее, подметил пенитенциарий.
– Хотите взглянуть на них?
Прежде чем Маркус успел что-либо сказать, Вирджиния Ферри открыла кожаную сумочку, которую держала на коленях, и стала рыться в ней, пока не нашла альбомчик в цветастой обложке. Полистав его, вытащила несколько старых фотографий. Одну из них протянула Маркусу.
Блеклый цветной снимок, сделанный, возможно, в восьмидесятые годы. Скорее всего, с помощью автоспуска. В центре – мужчина, не слишком высокий, крепкий, лет пятидесяти: Анатолий Агапов, в темном костюме, в жилете, при галстуке. Волосы зачесаны назад, острая черная бородка. Справа от него – девочка в красном бархатном платьице; челка, волосы до плеч, подвязаны лентой. Аня. Только она и улыбалась. Слева от мужчины – мальчик. На нем тоже костюм с галстуком. Стрижка каре, челка падает на глаза. Маркус узнал его: мальчик с видеокассеты, унесенной из института «Гамельн».
Виктор.
У него был грустный вид, и он смотрел в объектив точно так же, как смотрел в видеокамеру, когда Кропп задавал ему вопросы. У Маркуса вновь возникло неприятное ощущение, будто мальчик с фотографии может видеть все, что происходит в настоящем. И смотрит прямо на него.
Потом пенитенциарий заметил странную деталь. Анатолий Агапов держал за руку сына, но не Аню.
Разве не Аня – его любимица? Что-то ускользало от Маркуса… Это выражение привязанности или способ показать свою власть? Отцовская рука или поводок?
