– А мы его и не преследуем, – сказал Брок. – Но допросить надо. Это последнее звено цепочки.
– Почему же вы тогда просите прикрывать ваш отход?
– От случайностей никто не застрахован! – подала голос Саша.
– Правильно, дочка, – моргнул обоими глазами сыщик и направился к подъезду.
Водитель откинулся в кресле и забарабанил большими пальцами по ободу баранки «Марш энтузиастов».
Брок позвонил в дверь, и рука его машинально потянулась к несуществующей кобуре. Сыщик никогда не имел личного оружия, но с тех пор как занялся сыскной деятельностью, постоянно ощущал его тяжесть. Не найдя пистолета, он достал из кармана связку отмычек, вспомнив, что в критической ситуации оружием может стать что угодно.
Дверь открылась. На пороге стоял подтянутый стройный мужчина. Он удивленно поднял на сыщика ярко-голубые глаза. Чуть опустил взгляд, остановил его на отмычках в руке у Брока. Темные красивые брови выгнулись дугой.
– Грабить собрались?
– С чего вы взяли? – подпрыгнул сыщик.
– Да так, знаете ли, предчувствие, – кивнул на отмычки мужчина. Брок быстренько сунул связку в карман.
– Нет, нет, это случайность! Нечаянно вынул… Хотел платок достать…
По лбу сыщика и впрямь катился пот. Он действительно вынул платок и обтер лицо.
– Допустим, – нахмурился мужчина. – Тогда что вам нужно и кто вы, собственно такой?
– Но я ведь звонил вам полчаса назад… Мы договорились, – сказал Брок и только тогда спохватился, что по телефону он разговаривал с Дурилкиным совсем другим голосом. Поэтому тут же, на ходу, изменил легенду: – То есть, не полчаса, а полгода назад… Где-то так примерно… Или год. Плюс-минус. Помните, на курорте с вами вместе отдыхали? На пляже беседовали?
– В Ялте? – быстро спросил доктор.
Брок закивал:
– Да-да! Где-то там примерно… Ялта, Сочи, Юрмала… Я там каждый год отдыхаю.
– А я в Ялте ни разу не был! – торжествующе выдал Дурилкин. – Позвольте откланяться, жулик вы этакий! – Он стал закрывать дверь, но сыщик успел просунуть в сужающуюся щель ботинок.
– Стойте, стойте! Я и не говорил, что точно в Ялте! Может, на Тенерифе, или в Дубултах!.. Ну, я просто много где бываю всегда! Помню просто, что на пляже мы беседовали!..
– Интересно, о чем же? – оставил попытку закрыть дверь доктор.
– О головах, – пошел ва-банк сыщик. – Об отрезанных головах, живущих без тела!
Дурилкин оглядел Брока сверху вниз, словно лишь в этот момент увидел впервые. Распахнул дверь.
– А ну-ка, входите!
Сыщик юркнул в прихожую. Там было неуютно и пахло дихлофосом. «Съемная квартира!» – смекнул Брок. А вслух произнес обратное:
– Уютненько тут у вас! И пахнет так оригинально. Медицинский такой запах… Практикуете?
– Ага. Головы отрезаю. Слишком любопытным.
Сыщик вздрогнул. Пот снова потек со лба. А также сзади по шее, по спине, животу… И много по чему еще. Платок здесь уже был бессилен.
– П-п-почему головы? – выдавил он и часто заморгал.
– Могу и что-нибудь другое, – мило улыбнулся Дурилкин. – Но вы ведь сами о головах вспомнили.
– Дык!.. – сглотнул сыщик. – Интересно ж… Голова-то она – ого-го! Вы не поверите, но в ней даже мозг есть!.. Такое серое, знаете ли, вещество. Там всякие нейроны, то-се…
– Да что вы говорите?! – всплеснул руками доктор. – И у вас – тоже?
– Что тоже у меня? – заволновался Брок.
– Есть мозг?
– Должен быть, – потрогал голову сыщик. – Я ведь думаю. Так сказать, мыслю – стало быть су…
– Не факт, – перебил Дурилкин. – Вот давайте-ка, голубчик, произведем сейчас трепанацию черепа, тогда и убедимся.
– Да я… это… – зашарил Брок сзади по двери в поисках ручки. – Лучше потом зайду! У меня голова грязная… Вот помою – и вернусь!
– Ну зачем же вам куда-то ходить? – лучезарно улыбнулся доктор. – Вода и у меня пока из крана течет. И даже шампунь есть. Вы какой предпочитаете?
– Я… э-э… от перхоти… любой!
– И от перхоти есть, голубчик! – еще шире растянул губы Дурилкин. – Только вам не всё ли равно уже будет?
– К-как можно! – мотнул головой сыщик. Ему стало дурно. Воротничок рубахи стал вдруг немилосердно жать. – Перхоть, она, знаете ли…
– Знаю, знаю, – закивал доктор. – Я по перхоти тоже большой специалист. По кардинальному от нее избавлению. Вместе с головой.
Брок всё-таки потерял сознание.
Глава 8. Броку ничего не отрезали, зато он кое-что вырвал
Очнулся сыщик в полной уверенности, что головы у него больше нет. То есть – наоборот: голова есть, а нет всего остального. Во всяком случае все попытки пошевелить руками-ногами не привели к успеху. И он их не чувствовал!
Брок тоненько провыл, боясь открыть глаза. И услышал над собой знакомый голос:
– Так что будем отрезать, голубчик?
– А-а… м-можно н-ничего? – проблеял сыщик. Глаза он так и не открыл. Но в голову («Всё же в голову, значит она, как минимум, есть!» – обрадовался сыщик) пришла утешительная мысль: «Если спрашивает, что отрезать, значит – еще не отрезал!»
– Да нет, голубчик, что-нибудь всё-таки надо. Профессиональная честь. Вам знакомо такое понятие?
– Д-да…
– Вот видите! Так что будем резать?
«Что бы сказать? – всполошился Брок. – Что мне не очень нужно?»
– А можно… ногти? – спросил он вслух.
– Можно. Только вместе с руками.
– А… волосы? – пролепетал сыщик, уже догадываясь, каким будет ответ. Он угадал.
– Только вместе с головой.
– Вырежьте мне тогда аппендикс! – взмолился Брок. – Ну, что вам стоит?!
– Это операция для студентов! – фыркнул Дурилкин. – Мне неинтересно.
– Хорошо, – решился сыщик. – Тогда – гланды. Через…
Договорить он не успел. В дверь позвонили.
– Полежите пока, голубчик, – сказал доктор, – и хорошенько подумайте. Да, гланды – не катят.
Послышался звук удаляющихся шагов.
«Почему, собственно, не катят?» – хотел возмутиться Брок и открыл глаза. Он лежал на диване – не очень новом, продавленном, с истертыми деревянными подлокотниками. Руки и ноги были на месте и даже не связаны.
«Вот что такое самовнушение!» – с уважением подумал сыщик и сел. Огляделся. Комната как комната. В полном соответствии с типовыми представлениями о съемных квартирах: упомянутый диван, старенький телевизор в углу, древний сервант с двумя «розочками» чашек и вазой между ними, рядом с сервантом – письменный стол с настольной ширпотребовской лампой. А еще на столе… Еще на столе лежала раскрытая общая тетрадь. Сыщику стало интересно. Он любил письменное слово. В любом виде, в том числе и рукописном.
