На лыжах бегать в ОСНАЗе учили люто. Как и всему остальному. Навыки не вытравить. А форма? Азамат не на печи валялся, ватрушки с варениками треская. Так что лыжи скользили хорошо. Ших-ших, сколько-то метров за спиной, ших-ших, сколько еще впереди?
Немного. Это Азамат знал точно. Бежать налегке в погоню – одно. Тащить на себе взрослую бабу в буран – другое. В загон снежные ушли далеко, эт точно. А сейчас где-то рядом. Километров десять, не больше.
Саблезуб стелился впереди, чуть дергая коротким хвостом. Не оглядывался, лишь прядая ушами, развернутыми назад. Следит, сволота пушистая, не хочет снова один оставаться.
Удача оказалась на их стороне. След, то теряющийся, то вновь появляющийся, вел и вел вперед. Буран как жалел Азамата, дарил подсказку за подсказкой. Кусок кожи с шерстью, зацепившийся за куст. Размазавшаяся полоса, оставленная в редких пятнах грязи. Следы, то ли от палки для лыж, то ли от копья, что вероятнее. Оторванная пуговица от армейского бушлата. Точь-в-точь как у старлея. Или сама лыжня, еле заметная, но… Саблезубу ее хватало по самые обгрызенные уши.
А потом помог ветер. Донес с собой все сразу. Собачью вонь и собачий же лай. А где собаки так воняют? Правильно, на псарне. Если тощих лишаистых тварей стоило считать собаками. Крысы-переростки, не больше.
Азамат упал в снег, затаился. Даже дышал через раз, чтобы парком не выдать. И вглядывался в сумерки, пока еще что-то было видно.
Вот оно как, значит…
Логово снежных пряталось посреди небольшой посадки, совершенно одичавшей. За ней виднелся холм. Вот там-то, судя по пару, снежные и жили, не особо скрываясь. Не, а чего? Какой дурак попрется через буран за убийцами и ужасом округи? То-то, что один нашелся.
Часовых Азамат заметил. Да, лесовики есть лесовики. Снежные знали, как жить здесь. Только сам Азамат знал другое.
Как убивать. По-разному. Громко да с треском или бесшумно и без пыли. Вот как сейчас.
Трое сидели по периметру. Ныкались в норы-глечики из снега, незаметные неумелому глазу. Собаки, чертовы твари, рычали и визжали сбоку от холма, в загоне из валежника и бревен. Ветер? Ветер дул от них. Хорошо, не помешают.
Друг толкнулся под руку, блеснул глазом. Азамат кивнул на дальнего, у самого холма. Псы с другого края, а оставшихся двоих… Он знает, как убрать. Уже знает.
Саблезуб исчез, слившись со снегом. Как это получалось у серо-рыжего кота? Да черт знает, но получалось. И за того часового Азамат больше не беспокоился.
Он двинулся вперед. Вжался в снег, врос в него, пропустил его через себя. Серо-белый сугроб полз вперед, к среднему снежному, выглядывающему из-за низкого тальника. Десять метров, больше не нужно. Никаких выпендрежных сломанных шей или перерезанного из-за спины горла. Не время и не место.
Часовой нюхал воздух, всматривался, искал врага. Надо ж как, не в каждом серьезном форте-поселке такого бдительного встретишь. Ну-ну…
Нож, снятый с одного из мертвых товарищей снежного, казался удобным. Топориком рисковать Азамат не стал, хотя куда привычнее. Умеешь метать нож – метнешь хоть столовый… Разве что толку не будет.
Сталь вспорола воздух и плоть. Снежный осел, шипя, выпуская воздух. Не хрипел, бросок вышел сильным, нож попался острым и крепким, пробил горло до самого позвоночника. Любоваться результатом времени не было. И прятаться уже не стоило. Саблезуб добрался до своей цели, свалил ее и вроде как побеждал.
Стрела третьего вжикнула мимо кота. Азамат вскочил, понимая – успеет. Должен успеть. Время замерло.
Снежный заметил, развернулся, накладывая стрелу на тетиву. Тетива-то кожаная, вощеная, вон как звонко щелкнула по рукавице в прошлый раз, плевать ей на снег.
Азамат подкинул копье, отводя руку, и кинул, не целясь, направляя лишь инстинктом и добавляя точности гневом.
Стрела скользнула вперед, отпущенная сильными пальцами. Тетива, загудев, бросила острое жало в неожиданного врага и…
Копье ударило первым. Пролетело на секунду раньше. Ужалило в грудь, мягко пройдя через кожух и ребра.
Лук тенькнул, выбросив стрелу в совсем потемневшее небо. Азамат выдохнул, побежал добивать.
Собаки? Убивать, чтобы заткнулись, – только время тратить. Выход он нашел быстро. Топор пригодился. Такие твари всегда голодны. А хозяина либо пленного жрать… этим все едино.
Саблезуб притрусил со стороны дальнего снежного. Брезгливо мотнул башкой, глядя на тварей, жадно рвущих мясо с отрубленной руки. И задрал ногу, пометив загородку и самих собак. От еды те так и не оторвались.
Изнутри холма тянуло давним живым теплом. Странная смесь, жутковатая, вызывающая дрожь. Пахло не просто людьми. Пахло людоедами. Не скрывающимися, опасными, спокойно охотящимися и разделывающими добычу. Даже та вонь, что остается после постоянной работы мездровальными ножами и дубления, угадывалась сразу. А что за кожи здесь чистили и дубили, Пуля не сомневался. Здесь жила смерть.
Внутреннего часового кот уловил сразу. Прижался, оскалил пасть. Спасибо, друг.
Азамат скользнул внутрь, бережно пришпилив караульного к стенке и обломав древко. Не упадет, на время кого-то даже обманет. Издалека, конечно. Хотя наружу он никого выпускать не собирался. Смерть здесь живет? Ничего. Эт нормально. Он сам-то похуже будет.
Если человек оборачивается зверем, так непременно должен выть, рычать, крушить и ломать. Ну, если смахивать на бешеного кабана, ищущего свинью, то да, наверное. Азамат, ощущая звериную ярость внутри, становился другим. Крадущимся, бесшумным и готовым ударить один раз. Но наверняка, чтобы не добивать. Именно так.
Что здесь было раньше? Не вопрос, бомбоубежище, не иначе. Только очень старое. Остановившись перед первым поворотом, Азамат покосился на кусок стены, не заросший плесенью, корнями и мхом. Бетон, крепкий и не крошащийся, проглядывал с трудом. В свете факелов почти и не различишь. Только вот красноватый блик отразился от чего-то, потому и заметил.
Буквы угадывались с трудом. Да и не нужно оно ему, но…
«Народный Комиссариат Обороны… год… проверил капитан Куминов». Азамат кивнул. Хорошо строили. До сих пор живо. Только ему придется выжечь к чертовой матери все. Прости, капитан Куминов.
Стены и потолок казались живыми. Сквозняк колыхал взад-вперед густые наросты паутины и спрятавшегося от холода вьюна. Трещали большие тараканы, мелькающие под ногами. Воздух стал еще теплее и тяжелее. Жившая в рукотворной пещере стая воняла сильно. Саблезубу не нравилось. Широченный горбатый нос недовольно подергивался.
Белое и заметное Пуля снял, скинул у самого входа. Топор – за спиной, тесак – в ножнах с левой стороны, узкий граненый клинок Костыля – в сапоге, копье – в руках. Костяная дубинка – во втором сапоге. Живое оружие, тенью идущее чуть впереди, изредка останавливалось и смотрело на него. Факелы превращали единственный глаз кота в алую стеклянную точку.
