У меня возникла твердая уверенность, что она отправилась на встречу с ним.
27
Гортензия
О купленных туфлях я ничуть не жалею. Правда, сто двадцать – это больше того, что я зарабатываю за вечер, но, как говорит отец, нет зла в том, что делаешь себе добро. Он похвалит меня, не сомневаюсь, скажет, что туфли великолепны. Впрочем, что бы я ни купила, он все находит великолепным.
Мне нравится его восприятие жизненных ситуаций, он ко всему относится легко. Словно ничто (кроме меня, разумеется) не имеет для него настоящей ценности.
За годы, проведенные вместе, я не раз имела возможность в этом убедиться. Жизнь без привязанностей, только я и он.
В памяти моей всплыл тот день, когда я спросила его, где моя мама. Мне тогда было пять с половиной лет, дело близилось к вечеру, мы гуляли с ним по кромке пляжа (но где это происходило – не помню). Отец взял меня к себе на плечи, потому что я сказала, что не хочу намочить ноги, но в действительности я боялась, что меня увлекут за собой огромные волны.
Он опустил меня на песок. Мы уселись рядом, на вершине небольшой дюны. Отец взял меня за руки.
– Я знал, что однажды ты спросишь…
– Где она, моя настоящая мама? – настаивала я.
– Не перебивай, Эмманюэль, и слушай. То, что я сейчас расскажу, может тебя огорчить.
Я захотела что-то вставить, но он закрыл мне рот большой красивой ладонью.
– Когда ты была совсем маленькой, мама нас бросила. Вот почему ты совсем ее не помнишь. В один прекрасный день взяла да и ушла от нас, без всяких объяснений.
– Она что, меня не любила?
Отец немного помедлил, прежде чем ответить:
– Именно так, дорогая, она тебя не любила. Не любила так, как люблю тебя я…
Посадив меня к себе на колени, он сказал, что ее звали Натали. Тогда я стала уверять его, что мне не нужна мама, раз у меня есть он, что я очень сильно его люблю. И сейчас вижу его довольную улыбку.
Несколькими годами позже, когда мне было уже шесть-семь лет, я узнала от отца, что она погибла в дорожной аварии. После этого мы больше не возвращались к разговору о моей дурной матери.
Покупка балеток немного утешила меня, заставив забыть о неприятном чувстве, которое я сегодня испытала у Софии. С той минуты, когда она с непроницаемым лицом закрыла дверь таинственной комнаты прямо перед моим носом, мне стало не по себе. И я постаралась уйти как можно раньше, не дав ей возможности проводить меня до станции «Анвер». Это у нас уже вошло в привычку, стало субботним ритуалом. Обычно я соглашалась, чтобы ее не обижать, но на сей раз я решительно этого не хотела.
Короче говоря, мне не терпелось поскорее от нее уйти. Пусть себе сидит одна в своей квартире, где можно умереть от скуки. Она говорила, что прожила в ней больше тридцати лет, это же просто невероятно! Там нет жизни, нет души, не чувствуется хозяйки, все разложено по полочкам, все слишком стерильно.
– Я – фанатка чистоты, – сказала она мне с полной серьезностью. – Есть две вещи, которые я ненавижу, – пыль и беспорядок. – И еще прибавила, светясь от гордости: – С детства я была такой: когда мама делала уборку, я шла за ней с тряпкой и потом показывала, что она вся в пыли.
Потом она рассмеялась:
– Обожаю мыть посуду. Мне и в голову бы не пришло купить посудомоечную машину, она плохо моет!
Когда она упомянула о матери, я стала ее о ней расспрашивать. Лицо Софии сразу стало суровым, и она ответила мне почти резким тоном:
– Мама давно умерла, через восемьдесят восемь дней будет ровно девятнадцать лет.
– Простите, София. Наверное, вам очень ее не хватает, – пробормотала я смущенно.
– Дочери всегда ее не хватает. Но я не хочу сейчас об этом говорить, – холодно проговорила она.
Я поняла, что лучше сменить тему, но ее слова насчет ведения хозяйства не выходили у меня из головы. А ведь я как-то пригласила ее к себе в гости. Если однажды это произойдет, мне придется как следует попотеть. Ведь я, как и отец, чувствую себя хорошо только в беспорядке.
Когда я впервые пришла к Софии, мне сразу бросились в глаза два чучела, стоявших на комоде в гостиной. Ястреб и ласка. С устрашающе раскрытыми клювом и пастью. Она сказала, что смоделировала их – именно это словечко она употребила – без чьей-либо помощи.
– Когда-то это было моей страстью. Технику изготовления чучел я освоила благодаря соседу-таксидермисту. Я могла бы сделать это занятие своей профессией, но родители хотели, чтобы я обязательно работала в государственном учреждении. В свое время я набила соломой больше тридцати чучел разных животных. Потом я все их раздарила, оставив только эти два. И прибавила, взяв их в руки по очереди:
– Хочешь, я и тебе подарю?
С трудом скрывая отвращение, я отказалась. Просыпаться каждый день, видя такое страшилище, это уж слишком!
На всех предметах мебели у Софии расстелены вышитые салфетки. На стенах висят репродукции шедевров Лувра, купленные, по ее словам, лет десять назад в сувенирной лавке музея. Там же разместились четыре вышитые крестиком картины с изображением животных: собаки, кота, медвежонка и кролика. В прошлый раз я спросила, из чистой любезности, хотя эта живность никак не могла мне понравиться, трудно ли расшивать такие картины и много ли времени отнимает это занятие? София сухо меня поправила:
– Запомни, дорогая, – говорят не «расшивать», а «вышивать». – И добавила: – Не я их вышила, это подарок моей лучшей подруги.
С удивлением я узнала, что у нее, оказывается, имелась подруга, хранившая ей верность больше двадцати лет. Начав ее расспрашивать о ней, я не сомневалась, что София сразу сменит тему, как это бывало уже не раз, когда я интересовалась ее личной жизнью. Несмотря на наши частые встречи, я до сих пор ничего о ней не знала, если не считать нескольких малозначимых эпизодов. Каждый раз мои вопросы натыкались на каменную стену.
Однако, к моему изумлению, София охотно заговорила о своей прекрасной и единственной на свете подруге, этой чудесной женщине, которая ни разу ее не разочаровала, в отличие от многих других людей. Жила она на юго-западе страны, все свое время посвящая больному мужу, у которого, насколько я поняла, было что-то вроде ранней болезни Альцгеймера.
– Бедняге нет и шестидесяти, а он уже не всегда ее узнает, несчастную мою Изабеллу!
«Забавно!» – подумала я и сообщила, что подругу отца тоже зовут Изабеллой. Мгновение она смотрела на меня с недоумением, потом резко сказала:
– Надо же, – и, улыбнувшись, договорила: – Любопытное совпадение…
Не закончив фразы, она ушла на кухню заваривать нам кофе. Больше в тот день мы не говорили об Изабелле.
Мне пришлось остановиться на лестнице перед входом в метро, потому что я никак не могла найти в сумке проездной билет. Вдруг визг тормозов за спиной заставил меня оглянуться. И тут я насладилась разыгравшейся передо мной сценой ссоры двух водителей, которые крыли друг друга последними словами. Это же просто завораживающее зрелище, когда из-за какого-нибудь пустяка люди слетают с катушек! Еще немного, и они перешли бы к рукопашной.
