42
Гортензия
Теперь я узнала обо всем: о разрушенной жизни Софии, потере ею дочери. Кошмар, который не закончился и по сей день.
Я все поняла. И пришла в ужас.
Сжавшись в комочек на заднем сиденье такси, я с трудом справлялась с нахлынувшими эмоциями. После того что мне стало известно, следовало бы испытывать к Софии лишь сострадание.
Но мне было страшно. Действительно страшно.
Больная на голову женщина втянула меня в жуткую историю. И пока такси пересекало площадь Клиши, я спрашивала себя, чем все это могло закончиться. Мне не терпелось поскорее очутиться в Буа-Коломб и увидеть отца. Быстрее, ради бога быстрее! Только встреча с ним могла меня успокоить.
Сердце замирало каждый раз, когда такси сбавляло скорость, хотя горел всего лишь желтый; внутри у меня все рычало от ярости, хотелось крикнуть, чтобы водитель не останавливался, пальцы барабанили по мокрым ляжкам, и я молилась, чтобы поскорее зажегся зеленый. Ей-богу, впервые мне попался таксист, скрупулезно следовавший правилам дорожного движения! То он тормозил, чтобы пропустить другой автомобиль, то из всех маршрутов выбирал именно улицу Терн, где как раз и была пробка! Я его возненавидела с первых же минут, но по-настоящему прокляла тогда, когда он окончательно застопорился на выделенке, застряв между фургоном, припаркованным во втором ряду, и разделительной полосой, которая не позволяла ему перестроиться.
Когда я вышла из компьютерного клуба, редкие такси, которые я пыталась остановить, проезжали мимо, обдавая потоками грязи. Может, лучше сразу поехать к Софии? Нет, мне хотелось видеть только отца. И как можно скорее, черт побери! Софией я займусь позже. Да и вообще, стоило ли ею заниматься? Да пошла она подальше, полоумная старуха со всеми своими фантазиями! Единственный выход – никогда больше не встречаться с Софией, покончив с ее жалкими тайнами. Мне был нужен лишь мой отец.
На стоянке площади Пигаль никто из водителей не хотел сажать меня в свою машину под предлогом, что я испачкаю им сиденье, даже когда я предлагала двойную цену. Там я промаялась с четверть часа, пока наконец не подкатил «меган» с молодым шофером, неизвестно для чего нацепившим солнцезащитные очки. Он меня сразу засек, да и длина маршрута, видимо, его устраивала. Выйдя из машины, парень бросил на заднее сиденье замызганное одеяло.
– Сядьте сюда, – приказал он. – Знаете, как ехать?
– Нет, самым коротким путем, пожалуйста!
– Попробуем, мадемуазель. Но, сами видите, какая погода, так что ничего не гарантирую.
Снова пошел дождь. Я замерзла и опять принялась чихать.
– Кажется, вы подхватили простуду!
Он начал распространяться о разразившейся в городе грозе:
– Потоки, целые потоки, никогда не видел ничего подобного, с тех пор как работаю таксистом!
Водитель все говорил, говорил, а я хотела одного – чтобы он наконец заткнулся. Потом парень спросил:
– Вы в порядке? Выглядите не очень…
– Да нет, все нормально.
– Ну, что ж, раз так…
Сдвинув очки на лоб, он принялся меня рассматривать. Я отвернулась, избегая его взгляда в зеркале заднего вида, так как не хотела, чтобы он заметил мои слезы.
Телефон по-прежнему не работал. Один раз экран на мгновение зажегся, но потом погас, на этот раз окончательно. У меня появилась мысль попросить мобильник у водителя, но я тут же от нее отказалась: зачем лишний раз слушать, что голосовая почта отца переполнена?
Таксист долго плутал по улицам за Нантером, много времени терял на уточнение маршрута по навигатору и в итоге приехал не по тому адресу, что я назвала. Потом нашел нужный и извинился. Я метала гром и молнии.
Наконец мы подъехали к дому отца. Счетчик показывал тридцать два евро. Я протянула парню две купюры по двадцать и бросилась к двери.
Через открытое окно водитель крикнул:
– Спасибо за чаевые, мадемуазель!
Но моего «пожалуйста» он не удостоился.
Показания г-на Никола Пьетта,
28 лет, водителя такси,
2 июля 2015 г. Выписка из протокола.
[…] Когда я посадил девушку в машину на площади Пигаль, она показалась мне сильно взвинченной. Пожалел, так как никто не хотел ее брать. Надо сказать, вода с нее лилась потоками, но главное, она выглядела как человек, переживший сильный стресс, то есть была вся на нервах. […] Да и сам я колебался, стоило ли ее сажать, но мой день подходил к концу, я крутился без дела уже минут пятнадцать – с этим всемирным потопом на улицах никого не осталось… И я подумывал, а не лучше ли мне тоже вернуться домой. […]
В нашей профессии нередко сталкиваешься с психопатами, но эта была еще та штучка. Не могла усидеть на месте, без конца вертела в руках сотовый, ей-богу, мне показалось, что она немного того. Теперь-то естественно, я понимаю, в чем дело. […] Мне хотелось, чтобы она немного расслабилась, и я стал с ней болтать, но она меня не слушала, кажется, она плакала, я же старался на нее не смотреть: девушка так нервничала, что я боялся, как бы она совсем не слетела с катушек. Я спешил поскорее доставить ее в Буа-Коломб, делал все возможное, но, сами знаете, везде были пробки, так что на дорогу ушло больше получаса. Гроза прошла, но дождь лил не переставая.
Как только доехали, она выскочила, даже не взяв сдачи. Я за ней наблюдал: пока девушка бежала к дому, она смотрела вверх, на окна, а потом скрылась в подъезде. Я решил выйти из машины, чтобы покурить под козырьком дома напротив.
[…]
ВОПРОС: Почему вы не сразу уехали?
ОТВЕТ: Рабочий день закончился, и я никуда не спешил. И потом, признаюсь, мне было любопытно. У меня возникло предчувствие, что должно что-то произойти. Как я и говорил, девушка была не в себе.
ВОПРОС: Что вы хотите сказать? О чем вы подумали?
ОТВЕТ: Честно? Подумал, что она приревновала хахаля и приехала застукать его с другой.
ВОПРОС: Вы что-нибудь видели из своего укрытия?
ОТВЕТ: Да нет – оттуда ничего не было видно, тем более при таком ливне.
ВОПРОС: Заметили вы кого-нибудь рядом с домом?
ОТВЕТ: Никого не заметил, да никого и не было, пока она не появилась снова. Ведь место это немноголюдное, особенно по воскресеньям. Я уже собирался отъехать, но тут вышла она.
ВОПРОС: Сколько времени прошло?
ОТВЕТ: Думаю, минут десять. Я успел спокойно выкурить две сигареты. Направилась она прямиком к моей машине, которая оставалась на прежнем месте, перед аллеей. На ней была та же мокрая одежда, но ей словно не было до этого никакого дела. Глаза ее покраснели, и я догадался, что она плакала. Уселась она на заднее сиденье, даже не спросив моего согласия, и сказала:
