Он родился в Москве в семье даровитого писателя Ивана Вашкова. Окончил Строгановское училище со званием ученого рисовальщика и много путешествовал по старым русским городам, изучая церковные древности. Всего полтора десятилетия было отпущено художнику, чтобы создавать оригинальные иконостасы, оклады икон, аналои, киоты, хоругви, паникадила и прочие церковные изделия. В своем неподражаемом творчестве он использовал почти все традиционные для Руси приемы художественной техники: скань, филигрань, чеканку, резьбу по дереву, просечку по металлу, литье, финифть, шелковое шитье, вставки из драгоценных камней и т. д. В своих изделиях прикладного искусства он был приверженцем национально-романтической разновидности модерна – неорусского стиля. В книге «Религиозное искусство» Вашков так охарактеризовал свое творчество: «Посвятив свои силы на служение воссозданию древнерелигиозного искусства, я сам в продолжение десяти лет труда не считал необходимым рабски копировать древние образцы искусства, повторять то, что уже давно высказано и пережито; а, наоборот, я стремился в пределах своих сил воскрешать лишь прежние религиозно-нравственные идеалы, руководившие народами, обществами и лицами, создавшими в свое время эпохи в истории религиозного развития человечества, но выражая их согласно своему пониманию, а потому облекал их в обновленные формы искусства».
Сергей Иванович Вашков (1879–1914)
Существовавшие до Вашкова мастерские церковной утвари не развивали в публике художественного вкуса, а лишь подлаживались под требования духовенства, зачастую самые неразумные.
Вашков придерживался принципа, что «лучшим украшением храма должно служить не обилие драгоценных камней и металлов, а наивысшая драгоценность мира – человеческое творчество». Он сетовал об утрате традиций русского искусства в XVIII веке и уверял: «В.М. Васнецов, М.В. Нестеров и несколько других славных имен русских художников открыли перед глазами интеллигентного мира забытые тайники нашего национального творчества и показали, что велики и богаты его сокровищницы».
В одном ряду с этими выдающимися живописцами нередко называли имя самого Вашкова. Будущий архипастырь Русской Православной Церкви за рубежом митрополит Антоний (Храповицкий) в 1909 году на страницах «Церковных ведомостей» писал: «Господь сжалился над нами – любителями церковного благолепия; древнее вдохновенное творчество священных предметов восстановлено новым художником С.И. Вашковым, имя которого займет в истории нашего церковного благолепия одно из почетнейших мест, быть может, наряду с Андреем Рублевым и Симоном Ушаковым».
Увы, этого не произошло, неожиданно и безвременно Вашков скончался в тридцать пять лет, полный сил и творческих замыслов. Его учитель Виктор Васнецов с горечью писал, что «для русского искусства кончина его, столь много обещавшего, – великая потеря».
Церковный писатель Евгений Поселянин сокрушался: «Живой, отзывчивый, кипящий мыслями и широкими планами, быстро достигший в своей области почетной известности, постоянно поощряемый заказами августейших лиц, С.И. Вашков весь был главным образом в будущем, так как его дарование углублялось и крепло. И как он был бы нужен именно теперь при общем нашем возрождении!»
Часть неподражаемых предметов церковной утвари, созданных Вашковым, в советские годы была перелита в золотые и серебряные слитки, часть продана за границу, часть доныне пылится в запасниках российских музеев.
Несостоявшийся химик
Успенский собор Кремля. Скоро начнется всенощная. В древнем храме, где собраны главные церковные святыни России, при свете мерцающих лампад блестят золотые и серебряные оклады икон. Бесшумно и стройно из боковых дверей алтаря выходят певчие Синодального хора, поднимаются на клиросы и разбирают ноты. Самый кроткий взгляд, без мелочей суеты – у регента. Это Александр Дмитриевич Кастальский – композитор, разгадавший древний русский стиль церковного пения, симфонию голосов XVII века и создавший дивные церковные песнопения.
Вот отзвенел «Иван Великий», и начинаются песнопения всенощного бдения…
«Точно снопы искр мечутся у него звуки безалаберно, во все стороны, но в этом есть своя красота, свое единства», – восхищался творчеством Кастальского священник и композитор М.А. Лисицин.
«На Кастальского склонны были смотреть в кругах музыкантов, веровавших в незыблемые схемы немецкого хорального голосоведения, как на чудака и малокультурного композитора. Истина оказалась на его стороне, независимо от всего, благодаря конкретному факту: звучность его хоров была лучше звучности хоровых произведений его отрицателей», – подметил музыкальный критик и композитор Б.В. Асафьев.
«Пока жив Александр Дмитриевич – жива русская музыка. Он владеет русским голосоведением и доведет свое умение до высшего мастерства», – уверял композитор Н.А. Римский-Корсаков.
Александр Дмитриевич Кастальский
(1856-1926)
Церковным композитором и родоначальником своеобразного, чисто русского хорового искусства Кастальский стал, можно сказать, случайно. В гимназии он увлекался химией и собирался поступать в Петровскую сельскохозяйственную академию. Но на одном из вечеров в доме его родителей преподаватель консерватории П.Т. Конев услышал импровизацию на фортепиано «будущего химика» и уговорил его поступать в Московскую консерваторию. Потом его, как «недорогого учителя фортепиано», приняли на службу в Московское синодальное училище церковного пения. И здесь «Кузька», как прозвали молодого преподавателя, начал создавать собственные духовные музыкальные произведения. К концу XIX века его сочинения уже вызывали всеобщий интерес, в прессе заговорили о «направлении Кастальского», сумевшего найти новый путь для православной церковной музыки.
Наряду с Третьяковской галереей и Большим театром Синодальный хор под управлением Кастальского стал одной из главных достопримечательностей Москвы. В 1911 году хор со своим наставником гастролировал в Варшаве, Дрездене, Риме, Флоренции. И повсюду – восторг и удивление, ибо ничего подобного Европа никогда не слышала.
Композитор старался совместить в своем творчестве церковное и народное пение.
«Кастальский, можно сказать, был влюблен в старинную крестьянскую песню, – вспоминала Н.Я. Брюсова, – любил в ней – и ее склад, и ее содержание, передающие быт и труд крестьянина. Он обрабатывал народные песни, вводил их в собственные сочинения, написал исследование о строении русской народной песни, пропагандировал народную песню, где только мог».