— Как я могу быть с кем-то как ты? Ты ангел.
Ангел, который искущает его как никто другой.
Небеса.
— Я падший ангел.
Помнишь? И я немного устала выслушивать о том кто я и что мне должно нравится.
Это раздражает.
А ты знаешь, как трудно вывести из себя ангела? Даже падшего?" Ее руки блуждали по его спине в поисках разрезов в которые он прятал крылья.
Она нашла их и нащупала в поисках мембраны.
— Я сожалею, если мое наказание задевает Ваше самолюбие, но — Нет.
Я не жалею! — сказала она, лаская его.
Крик блаженства сорвался с его губ.
Он был вынужден вцепиться в изголовья кровати, пытаясь преодолеть желание разбить что-то или поцарапать. Внезапное удовольствие опьяняло его.
Проклятье.
Он был проклят.
Его сопротивление было сломлено.
Пот, словно биссер украсил его кожу, кровь в венах стала еще ближе к кипению.
Никто и никогда…
Это был первый раз когда кто-то…
Откуда она узнала что нужно делать?
— Повтори, — приказал он.
Еще, согласился с ним Гнев.
Кончики пальцев Оливии снова прикоснулись к его спрятанным крыльям.
Снова он не способный отдыщаться зарычал от наслаждения.
Первое прикосновение лишило его способности думать.
Второе, заставило прислушатся в эту его потребностей.
Конец.
Больше чем поцелуй? Да, черт побери.
Он готов ей дать это.
Еще, еще, еще.
Оливия подняла свою голову и провела языком по одному из его сосоков.
— М-м-м, всегда мечтала это сделать.
Она лизнула снова.
И снова.
Но вскоре ей этого показалось недостаточно и она впилась в жесткий бутон зубами.
Аэрон позволил ей себя укусить.
Этого он никогда не позволял другой женщине.
Он был слишком растерян, чтобы остановить ее, и часть его вообще не хотела останавливать ее.
Часть его, принадлежащая его демону, только хотела больше.
Черт, весь он хотел этого.
Контроль был проклятьем.
Ее внимание переключилось на второй сосок.
Не было никаких нежных облизываний в этот раз, только резкие.
Он с удивлением отдался возбуждению и нетерпению.
К его удивлению, ее действия не пробудили в Гневе жажду мести, как это было прежде.
Это даже не напоминало его первый раз с женщиной, как он предполагал.
Он забыл о времени.
Это было подтверждение его сильного стремления к партнеру, которое не поддавалось контролю.
И тем не менее он хочет сильнее.
Быстрее.
Еще!
Он отпустил спинку кровати и скатился еще раз, размещая Оливию на себе.
Она прижалась своим входом к его животу, ее ногти скользили по его коже, ее тяжелое дыхание отдавало эхом в его ушах.
Он схватил ее рубашку за край и снял ее через голову, освобождая ее великолепную грудь.
Прежде он касался их, но через ненавистный барьер рубашку, но теперь он видел ее матовые соски.
Голоден, он очень голоден.
Он смотрел на нее, пожирая ее взглядом.
Ее живот был красивый и нежный.
О, да, мягкий, думал он, пока его пальцы скользили по ее теплой тоже.
Его руки покрытые татуировками, на столь хрупкой женщине смотрелись вызывающе, но он
не мог вынудить себя их убрать.
Ну и где его хваленная сила воли? Похоже ушла вместе с остатками самоконтроля.
Ее пальцы сплились с его, и полученный контраст смутил ее.
Невинность и зло.
— Ты прекрасен, — выдохнула она.
"Пожалуй, я сделаю пирсинг", — сказала она, проводя кончиком пальца по его руке.
Он пристально посмотрел в ее лицо, затуманенное страстью.
"Пирсинг! Где?"
"В пупке."
— Нет.
Неосквернить.
На против ее кожи искрился бы драгоценный камень, привлекая ее внимание.
Заставить его замолчать.
Он желал, чтоб она прикоснулась к нему там.
Она скользнула вниз.
Грязь.
— Ты не должна делать этого.
Ты ангел.
— Падший.
Ее усмешка была медленной и раздраженной.
— Я думала, что мы уже все обсудили.
Тем более мы кое-чем занимались и мне это очень понравилось, мне бы хотелось это повторить.
Попробовать.
Она скользнула по его ногам, и скользнула язычком в его пупок, обведя несколько татуировок.
Застонав, Аэрон откинулся на матрац.
Ее непослушный язычек был горяч, ее зубы, были остры, и черт побери он забыл обо всем, оттавшись этому чувству.
Еще.
На сей раз это уже его просьба.
А может быть их двоих.
До того как…
ее пальцы начала возится с пуговицей на его джинсах.
Ты это прекратишь.
Он напомнил себе, что ни мог себе этого позволить.
Слишком многое оказалось под угрозой.
Проклятая действительность.
Разумным.
Быть разумным.
Он схватил ее за запястье, останавливая.
— Что ты делаешь? — тот нечленораздельный голос принадлежал ему?
— Я хочу увидеть твой… — она облизнула губы, ее щеки снова залил румянец. — твой член.
Он чуть не проглотил свой язык.
Неоскверненная.
Думай.
— А после, прикоснуться к нему губами, — в ее голос дрожал.
Милые…
Боги..
снова подумал он.
Кто-то должен был сказать Лисандру, что она уже почти осквернилась — самым восхитительным способом — и если Аэрон завершит начатое, это не будет его виной.
— Ты не сделаешь этого со мной.
Дурак!
Посмотри на нее.
У его демона нашлись слова поточнее.
Она гладил одиним из тех непослушных кончиков пальцев его живот и грудь, ее рука, дрожала как ее голос.
