Теперь офицер перевел взгляд на Савостина:
— С этими людьми… Как вы назвали их, бандитами?.. Вы были знакомы раньше?
— Нет, — нехотя бросил Михаил.
— Ваша супруга?
— Господин майор, — с усталой снисходительностью произнес Михаил. — Может, хватит играть на дудке? Мы всё рассказали, изложили, а вы опять по новой.
— Я обращаюсь к Антонине Григорьевне.
— Вы обращаетесь, а я не слышу, — бросила Антонина.
— Напрасно. Могу повторить вопрос… — сказал офицер.
— Не нужно. — Антонина встала, направилась прочь. — Чао!
— Одну минуту! Нужно подписать протокол! — окликнул ее Гринько.
— Без меня подпишут. — Антонина скрылась в кафе.
Гринько полурастерянно, полугневно посмотрел на Михаила:
— Распорядитесь, чтоб ваша жена вернулась.
— Я тоже сейчас уйду, — сказал Михаил.
— Это как?
— Ногами.
— Вы тоже отказываетесь подписывать протокол допроса?
— Товарищ майор. — Михаил поднялся. — Я тебя знаю не первый год. Что ты морочишь мне одно место? Наехали бандюки, хотели урвать бабло. Теперь ты с такой же задачей.
— Чего вякнул? — обиделся Гринько.
— Хочешь, чтоб отстегнул? Ну, отстегну. Обозначь сколько. Только не тычь мне протоколом в морду, — сказал Михаил.
Гринько мгновенно вспотел, принялся засовывать бумаги в мятый портфель, шумно сопя, встал.
— В отделение! Там разговор будет и серьезнее, и беспристрастнее. И ответишь по полной. Купить меня пожелал, сволочь!
Он широко и торопливо зашагал через двор, к нему навстречу выбежал Хамид с корзиной винограда, полицейский в изумлении остановился, затем ногой поддел корзину, рассыпав подношения, и скрылся за забором.
Узбек принялся собирать разбросанный виноград, крикнул Савостину:
— Не захотел взять! Что теперь делать, хозяин?
— Скажи Антонине, чтоб шла сюда.
Хамид убежал в кафе, Михаил взглянул на Гордеева, жестко велел:
— Садись. Будем разговаривать.
Артур подчинился. Заметив идущую к ним Антонину, налил чаю:
— О чем разговаривать, если мент ушел?
— Есть о чем, — сказал Михаил.
Антонина села напротив мужа, недовольно произнесла:
— Там народу прибавилось. Дильбар одна не справляется.
— Хамид поможет. — Михаил помолчал, гоняя желваки, неожиданно сообщил: — У меня пропали деньги.
Ни Антонина, ни Артур ему не ответили, смотрели молча, спокойно.
— У меня пропало много денег, — повторил Михаил. — Почти все, что накопил.
— Вопрос мне или… Артуру? — спросила Антонина.
— Обоим. Кроме вас двоих, в доме никто не бывает. Кто взял деньги?
— Соображаешь, что говоришь? — тихо спросила Антонина.
— Соображаю. Кто-то из вас должен признаться.
— Наверное, я, — не без издевки сказал Артур.
— Значит, придется возвращать.
— Миш, ты чего? — возмутилась Антонина. — Шутишь, что ли? Чего возвращать? Откуда у него деньги? Украл бы, только бы и видел его здесь. Сидит перед тобой, хоть сверху донизу обшарь.
— Значит, ты… украла.
Артур резко поднялся:
— Не совестно, Михаил?
— За тебя? — спросил Савостин.
— За жену. Ты кого обвиняешь? Сам, небось, пропил, теперь виноватых ищешь.
Савостин тоже встал.
— Даже когда пью, калькулятор в голове все одно вертится. А вы вот что… Я сказал, взял кто-то из вас. А кто — думайте сами, — и тяжело зашагал со двора.
Антонина и Артур некоторое время молчали, провожая его взглядами, затем Гордеев спросил:
— Ну и чего будем делать?
— Ты, что ли, брал? — окрысилась Антонина.
— Брала ты, а отвечать придется вдвоем.
— Не беспокойся. Тебе не придется. Главное, слушай себе и сопи в тряпочку.
— Сколько хоть взяла?
— Обязательно хочешь знать?
— Желательно. Интересно, сколько за меня отвалила.
— Миллион!
— Миллион? — присвистнул Артур. — Не слабо. И все ментам ушло?
— Куда ушло, не вернешь. Теперь главное, занимайся своими делами, а в чужие не лезь. Пока не ты тут хозяин. — Антонина оглянулась, кивнула в сторону стройки. — Иди, подгони народ. А то перекур затянулся.
Михаил по новой перерыл в своей комнате, в кабинете все сложенное стопками постельное белье, поискал под матрацем, выпотрошил платяной шкаф, залез в оба сейфа. Денег нигде не было. Набрал, правда, чуть больше ста тысяч разными купюрами, и больше ничего.
Посидел некоторое время на диване, уронив руки меж коленей. Наконец встряхнул головой, как после тяжелого похмелья, поднялся и почти на ощупь покинул комнату.
Магазин Нинки был, как всегда, открыт. Савостин поднялся по ступенькам, вошел в зал.
Продавщица стояла за прилавком, отпускала покупателей. Бросила взгляд на вошедшего, мимоходом спросила:
— Что-нибудь срочное или подождешь, Миша?
— Подожду.
Он примостился на подоконник, понаблюдал за двумя мухами, бьющимися в тюле, помог им выбраться.
Нинка наконец отпустила людей, присела рядом с Михаилом.
— Нашлись деньги?
— Тебе какое дело?
— Интересно. Переживаю. Сосед как-никак.
— Коньяк есть?
— Хоть залейся. Налить или с собой возьмешь? Могу затарить.
— Пока не решил. — Михаил помолчал, поднял на Нинку глаза. — Послушай, крыска…
— Обижаешь, Миша.
— Говорю как есть. Ты вот, крыска, все хвостом виляешь, а на прямую дорожку никак не выскочишь. Все время какими-то намеками. Можешь хоть что-то обозначить?
Нинка громко рассмеялась:
— Если обозначу, прибьешь.
— Есть за что? — спросил Михаил.
— Смотря с какого чердака глядеть.
— Давай с моего.
Нинка посидела, прикинула что-то, поднялась.
— Перед этим нужно по двадцать капель.
— Согласен, — кивнул Михаил.
Нинка привычно закрыла дверь на засов, взяла из-за прилавка початую бутылку коньяка, два стакана, плеснула в них до половины. Вернулась, чокнулись.
— Ну, за железные нервы и стальное сердце. Да? — сказала Нинка.
