– Это Дэвид Нефф, муж Лиззи.
– О боже мой, – воскликнула Элоиз и сграбастала его в объятья.
Поразительно похожа на своих покойных сестер. Скулы повыше, брови потемнее, а губы попышнее – но он не мог не видеть ее сходства с женщиной, в которую влюбился в Кенте. Сходства непрошеного и неприятного.
– Я так рада встретиться с вами. И всегда хотела познакомиться с Лиззи.
– Их сын внизу, с папой, – сказала Абигайл.
– Да ты что! – Элоиз поцеловала мать и выбежала, крикнув: – Дэвид, не уходите никуда! Я сейчас вернусь.
Когда они снова были одни, Дэвид посмотрел на Абигайл, она – на него.
– Пегги никогда ничего о ней не говорила.
– Я просила не говорить.
– Почему?
– Не хотела, чтобы Лиззи узнала прежде, чем я сама ей все расскажу. Я хотела мальчика. Вместо этого получила точную копию девочек, которых потеряла. У Бога извращенное чувство юмора.
– Думаю, мне пора, – сказал Дэвид.
Абигайл кивнула.
* * *
Они остановили его, как только он пересек границу округа Саммит. Две патрульные машины, два автобуса теленовостей и еще две обычные машины, вероятно, с газетными репортерами. Попробовать прорваться? Но на заднем сиденье Таннер. Он съехал на обочину и остановился.
– Таннер, слушай меня.
– Ух ты, это машины копов? Ты превысил скорость?
– Нет, скорости я не превышал.
Он уже видел, как из неприметного седана вылезают Сэкетт и Ларки. Даже издалека Дэвид разглядел тот самый здоровенный револьвер под мышкой у Ларки, с ручкой под слоновую кость.
– Что случилось?
– Нет времени объяснять, пацан. Ты прости меня, пожалуйста, но, что бы дальше ни случилось, ты должен просто верить – все устаканится.
– А что случится?
– Через минуту эти парни меня заберут. И думаю, кто-нибудь… возьмет тебя покататься.
Дэвид нашел клочок бумаги в бардачке и лихорадочно записал на нем имя и номер. Он вручил записку сыну – в его испуганных, широко раскрытых глазах уже стояли слезы.
– Слушай, дружище, все будет о’кей. Отдай это тому, с кем поедешь. Это дедушкин номер мобильного. Он приедет и заберет тебя.
– Папа?
– Давай выбирайся. Иди ко мне.
Мальчик отстегнул ремень. Детектив и агент ФБР между тем уже подошли к их машине. Таннер проскользнул вперед, на колени к Дэвиду.
– Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, папа.
Стук в окно. Сэкетт. Дэвид опустил стекло.
– Мистер Нефф, у нас здесь есть человек, который может взять вашего сына, – Памела Свонсон из департамента трудовых и семейных отношений.
Он сделал знак молодой женщине приятной наружности. Она ласково улыбнулась Таннеру:
– Таннер? Меня зовут Пэм. Мы немного прокатимся, а твой отец поговорит с этими людьми.
– Нет, папа, – прошептал Таннер.
– Не бойся.
Таннер обхватил его за шею. Поцеловав сына, Дэвид с трудом оторвал мальчика от себя и передал через окно сотруднице социальной службы. Он знал, что в таких ситуациях полицейские быстро теряют терпение. Таннер расплакался. С мальчиком на руках женщина трусцой подбежала к одной из машин без опознавательных знаков и села на заднее сиденье.
Все молчали, пока Дэвид наконец не сказал:
– Денег мне не жалко. Их у меня их навалом. И сейчас вы имеете дело с очень злым человеком, у которого полно денег и который готов истратить их все до последнего пенни на то, чтобы испортить вам жизнь.
Ларки улыбнулся:
– Вот он, наш убийца.
– Мистер Нефф, выйдите из машины, – сказал Сэкетт ледяным тоном.
Дэвид вышел.
– Повернитесь кругом.
Когда он развернулся, засверкали вспышки. Два фотографа, присевшие за багажником его машины, делали снимки для завтрашних газет.
– На каком основании? – спросил Дэвид.
– Тот, другой отпечаток, – сказал Ларки. – Что был на унитазе убитого. Мы думали, что это либо водопроводчик, либо сам Старик с Примроуз-лейн. Но когда мы нашли такой же на стволе вашего револьвера, поняли, что водопроводчик тут ни при чем.
– Мистер Нефф, – продолжил Сэкетт, – вы арестованы за убийство…
– Убийство?
На его запястьях защелкнулись наручники. Репортеры снова принялись щелкать.
– Я не убивал Старика с Примроуз-лейн, – сказал Дэвид.
– Вы пытались, – сказал Сэкетт. – Поэтому мы также обвиняем вас в попытке убийства.
– Вы вообще о чем? Вы серьезно? Вы не можете обвинять меня в убийстве и в попытке убийства одного и того же человека!
– Ты, мудила, кончай нам мозги парить, – сказал Ларки. – Мы обвиняем тебя в попытке убийства человека, личность которого не установлена. В убийстве ты обвиняешься потому, что задушил свою жену и инсценировал ее самоубийство. Или об этом ты тоже забыл?
Глава 12
Признания
– Почему ты меня любишь?
Они сидели в детской, приклеивая большие буквы из пенопласта на стену над кроваткой. Мобиль из разноцветных игрушечных аэростатов неторопливо крутился под потолком. Они купили его в Нью-Йорке, куда Дэвид ездил на встречу с агентом по авторским правам – тот продавал книгу Дэвида за океаном (уже в дюжине стран, и этот список обещал вырасти). Игрушка стоила больше, чем Дэвид получал за неделю, когда, учась в колледже, подрабатывал в кинотеатре. В большом доме еще витал запах свежей краски, а живот у Элизабет был уже огромный.
– Ты о чем?
– Почему ты меня любишь? Ты задумывался об этом когда-нибудь?
Дэвид рассмеялся:
– Я люблю, как ты посвистываешь, когда нервничаешь. Люблю, как ты болтаешь сандалиями, когда сидишь в ресторане. Как ты сворачиваешься на диване. Люблю твое огромное пузо.
Она улыбнулась:
– Это вещи, которые ты замечаешь как писатель. Случайные вещи.
– Не думаю, что случайные.
– Я думала о том, как мы познакомились, – сказала она, выравнивая на стене букву «Т» и не глядя на него. – Ты ничего не знал обо мне. Ничего, кроме того, что видел своими глазами.
– Да?
– Я думаю, ты влюбился в нечто, неизвестное тебе. Сочинил историю про меня. Хотел понять, почему я такая странная, такая недобрая.
Дэвид нежно за плечи повернул ее к себе:
– Какое это имеет значение! Я люблю тебя, глупая. Люблю.
Элизабет поцеловала его.
– Однажды я поехала в Атлантик-Сити – до того, как встретила тебя. Встала у рулетки и принялась считать, сколько раз выпадет «красное» и сколько «черное». И пошла целая серия «красного», пятнадцать раз подряд. Еще пара людей это заметили и здорово возбудились. Думали, это какой-то знак. Полоса удачи. Но это была просто вероятность. В конце концов это должно было уравняться. И я начала ставить на «черное» – гуляй, рванина! Пришлось потерпеть. Но вернулась домой с тремя штуками.
