После разговора с Мукачёвым Голуб совсем запутался. Не мог Мукачёв выкрасть свои собственные документы, в которых он представлялся на вышестоящую должность. Это нелогично. Но, с другой стороны, зачем изымать бумаги Гусову, который сам предложил кандидатуру Мукачёва на выдвижение? Ну, никак концы с концами не связываются!
«Позвоню-ка я начальнику, – решил Голуб, – генерал Сухоручко – мастер распутывать сложные узлы». Однако распутывать этот узел генерал не стал. Не дослушав доклада, он рассерженно пророкотал:
– Так в чём вы сомневаетесь, Семён Николаевич? Вы же Гусова хорошо знаете… Ставите под сомнение его слова, а верите какому-то майору? Гусов – наш выдвиженец, порядочнейший офицер! Не пойму я вас, товарищ полковник.
Голуб услышал в трубке короткие гудки. Значит, Сухоручко его действительно не понял. А вот этого как раз Голуб и не хотел. Сейчас особенно. Дело у полковника шло к пенсии. Мечтал он, чтобы сын – капитан – попал служить поближе к отчему дому. Решить этот вопрос без Сухоручко будет сложно…
Через несколько дней судьба Мукачёва была решена.
В личном деле майора вместо недостающих листов (свято место пусто не бывает) появились новые характеристики и аттестация с выводами, прямо противоположными предыдущим: «Назначить на должность с меньшим объёмом работы».
Выводы аттестации с завидной оперативностью были реализованы.
А спустя неделю потерянные из личного дела листы случайно обнаружил среди бумаг в ящике своего рабочего стола подполковник Гусов. О своей находке он сообщать никому, естественно, не стал. «Мукачёв сам виноват, что всё так получилось. Нечего было самому пакет везти, для этого фельдъегерская связь существует. Хотел побыстрее выдвинуться! Пусть теперь киснет по медвежьим углам за свою торопливость».
Оказавшись в гарнизоне, Мукачёв, как ни странно, не скис. Напротив, решил бить во все колокола – правду искать. Начал писать во все инстанции, за счёт очередных отпусков обивал пороги различных кабинетов. Дошёл до ЦК партии. Так, мол, и так, восстановите справедливость!
Везде его внимательно слушали, понимающе кивали. Обещали – разберёмся, наведём порядок. Но дни сливались в недели, недели – в месяцы. Одни столоначальники сменялись другими, а результата – никакого. Вернее, результат со знаком минус. За Мукачёвым закрепилась слава жалобщика и склочника, неизвестно чего добивающегося. Всем же свою историю не расскажешь, да не каждый и поверит! Само собой разумеется, ни о каких переменах в службе Мукачёва и речи быть не могло. Кому такой скандалист нужен?
– Не может быть, чтобы правды нигде не было, – твердил себе майор и отправлял очередной рапорт. И ждал, ждал.
– Это же не только мне нужно, – сказал он как-то при встрече в приёмной Министерства обороны своему однокашнику – подполковнику Свечкину (тот прибыл на беседу по случаю назначения начальником политотдела). – Как же мы служить будем дальше, не веря друг другу?
– А как служили, так и будем служить, – усмехнулся Свечкин. – Ты бы, Саша, не о глобальных проблемах, а о себе подумал. Что ты всё пишешь, жалуешься? На кого? Кому? Всё доброго дядю ищешь… Пойми, не нужен ты никому со своими проблемами. Сам запутался, сам и выпутывайся. Это твоё личное дело. Запомни, личное дело – оно всегда личное!
Акт четвертый
Замполит. Личное дело – оно всегда личное! Ещё классики марксизма утверждали: сначала человека одень, обуй, накорми – потом идеи втолковывай. Председателю ещё повезло. Он уходит в запас в областном центре. Квартиру успел получить трёхкомнатную. Построил гараж, купил машину, дачу. Пенсию будет получать… Живи да радуйся!
Начальник отдела кадров. Какая радость? Только портупею расстегнёт – все старые болячки наружу полезут. Недаром говорят: пенсионная книжка офицера рассчитана на пять лет, а за новой книжкой приходят немногие…
Замполит. Полноте, завидовать ему надо, а не жалеть! И что это некоторые так за службу держатся? Или покоя не хотят? Опять же, молодым дорогу закрывают. Мне бы только предложили уволиться, ни минуты не раздумывая, ушел бы…
Начальник отдела кадров (себе под нос). Ты бы ушёл…
Замполит. Что вы говорите?
Начальник отдела кадров. Я говорю, что нам с вами ещё рано штыки в землю, ещё послужим… Кстати, у меня к вам просьбочка есть, так сказать, личного свойства…
Замполит (заботливо). Слушаю вас.
Начальник отдела кадров. Надумал я «жигули» последней модели купить.
Замполит. Ну и что мешает?
Начальник отдела кадров. Очередь. В списках на приобретение автомобилей я – двадцатый… А в Военторге мне сказали, что поступлений машин в этом году больше не будет. Хотелось бы успеть…
Замполит. А к председателю лавочной комиссии вы обращались?
Начальник отдела кадров. Обращался. Он без вас и Командира не решается меня вперёд протолкнуть.
Замполит. Вот люди! Никто не хочет на себя ответственность брать. Пусть за всё первые лица отдуваются! А попробуй прими такое решение – тотчас жалобу на тебя настрочат. А в жалобе чего только ни наплетут, в каких только грехах смертных ни обвинят! И в том, что дефицитные продукты неправильно распределяются, и в том, что магазин работает не по распорядку. Один жалобщик до того дописался, что предложил вообще Военторг упразднить! Дескать, какой это Военторг, если военный человек в нём ничего купить не может: все товары по гражданским людям расходятся – по родственникам и знакомым продавцов… Вы представляете, какой скандал поднимется, если вы машину сейчас купите? Все стоящие впереди вас в очереди возмущаться начнут, что принцип социальной справедливости в нашей части не соблюдается!
Начальник отдела кадров. Представляю, но ведь есть же какие-то обходные пути?
Замполит. Ладно, придумаем что-нибудь! Я сам начальнику Военторга позвоню. Подадим вашу фамилию отдельным списком. Скажем, как поощренного за внедрение новой боевой техники. (Поворачивается к сидящим в курилке.) Товарищи офицеры! Думаю, пора заходить в класс. Продолжим заседание.
Первый офицер. Так Командира же нет! Он всё ещё в штабе.
Терпеливый
В ШТАБЕ соединения было тихо. Электронные часы на пульте оперативного дежурного показывали 21 час 15 минут. Световая сигнализация разноцветно подмигивала, что все кабинеты закрыты, опечатаны, сданы под охрану. Все, кроме одного – кабинета № 16.
Однако ни удивления, ни тревоги это обстоятельство у дежурившего офицера не вызывало. В штабе уже привыкли, что позже всех уходит со службы помощник начальника отделения строевого и кадров капитан Пискарёв.
Геннадий Андреевич Пискарёв сидел в своем кабинете за столом, заваленным грудой документов.
Как ни беспорядочно двигались, на первый взгляд, его руки, бумаги ложились на стол в строгом порядке. Среди бумаг тоже была своя иерархия. «Бумажный генералитет» – лощёные листы с угловым штампом, присланные из штаба округа, должны лечь в отдельную папку с надписью «К исполнению». «Низший состав» – докладные записки, рапорта – в другую, на которой наклейка «На подпись». А третьи: письма от родителей военнослужащих, жалобы и прошения – могут вообще ни в какую папку не попасть, а полететь в урну, стоящую под ногами. Своя рука – владыка…
