Возможно, Макмиллан вспомнил слова Андерсона, когда разразился скандал вокруг сети в Портленде. То, как велось это дело, должно было убедить Соединенные Штаты в том, что Великобритания была союзником, которому можно доверять, а не небрежным партнером по НАТО, не умеющим хранить секреты.
Делу придали полную огласку, а сам суд был открытым. Это должно было показать, что не произошло утечки важнейшей информации. Гораздо больше сил понадобилось на то, чтобы показать, что информация, собранная шпионами, была довольно незначительной. Сэр Реджинальд Меннингем Буллер, Генеральный прокурор Великобритании, открывавший слушания по делу, подчеркнул в своей речи:
«Я должен сказать, что особенности работы подсудимых не давали им доступа к секретным материалам об атомных разработках и что нет оснований предполагать, что они могли получить такую информацию и передать ее какому-либо государству».
Макмиллан, выступая в палате общин, подтвердил это высказывание:
«Сейчас не в наших интересах говорить о нанесенном ущербе, но не существует доказательств того, что похищенная информация касалась чего-либо, кроме вооружения нашего военно-морского флота.
Нет оснований предполагать, что была похищена информация, принадлежащая США или любой другой стране — участнице НАТО. Эти шпионы не могли похитить информацию, касающуюся наших разработок в сфере атомной энергии».
В то же время суд должен был показать, что британское правосудие нетерпимо к шпионам. Суровость приговоров казалась, с одной стороны, искуплением за недостатки в системе безопасности, а с другой стороны, средством устрашения. Но, как указала во время суда защита, шпионаж — преступление, в котором метод устрашения практически не действует. Профессиональный агент понимает, что его рано или поздно раскроют, и время в тюрьме он проводит не за размышлением о своих ошибках. Он считает себя не преступником, потому что он служит своей стране, а жертвой обстоятельств или чьей-либо небрежности.
Приговоры, вынесенные пяти портлендским шпионам, были гораздо суровее приговоров Алану Нанну Мэю и Клаусу Фуксу, которых обвиняли в передаче СССР информации об атомных разработках. Основное противоречие возникло между утверждениями, что они причинили не такой уж большой ущерб, и общим сроком заключения девяносто пять лет, который они получили в результате суда. Но приговоры были своего рода устрашением, а подсудимые, хотя и были виновны, стали пешками в игре внешней политики.
За судом последовало обычное в таких случаях расследование «ошибок», в ходе которого специальные комиссии проверяли работу военно-морской разведки и МИ-5 — английской службы контрразведки.
Но настоящая проверка не начиналась вплоть до того времени, когда разразился скандал вокруг Блейка. В таких случаях слишком часто используется прилагательное «невероятный», но в случае с Джорджем Блейком оно подходит как нельзя лучше. Блейк был признан виновным в шпионаже 3 мая, суд над ним проходил при закрытых дверях, что противопоставляет его процесс шумному делу портлендской агентурной сети. Он был приговорен к сорока двум годам тюремного заключения (по четырнадцать лет за каждый пункт обвинения в нарушении государственных секретов) — самому большому сроку, вынесенному британским судом в нашем веке.
Блейк был прототипом секретного агента — шпиона, занимающего важную должность в своей стране, одновременно работающего на другую державу. Он работал в МИ-6, службе английской внешней разведки, с 1948 года. С 1951 года он работал на советские спецслужбы. Ущерб, причиненный им, был велик. Блейк передавал русским имена английских агентов, работающих в Восточной Германии и других социалистических странах, раскрывал советской стороне имена руководителей МИ-6 и организационные планы этой службы. С помощью этой информации он в течение ряда лет срывал операции британской разведки.
Джорджу Блейку было тридцать восемь лет, когда его признали виновным. Он родился в Голландии, его матерью была голландка Кэтрин Байер Веллан, а отцом — египтянин Альберт Уильям Бехар. Его отец был одним из четырнадцати детей богатого купца испано-еврейского происхождения, поселившегося в Египте. Бехар получил английский паспорт после того, как участвовал в Первой мировой войне в составе британской армии. Он был очень энергичным человеком, пять лет служил во французском Иностранном легионе. Бехар порвал с семьей, женившись на девушке не своего вероисповедания. Их брак распался в 1924 году, когда Джорджу было два года. Ребенок редко видел своего отца и узнал о его смерти в 1936 году. Джордж носил фамилию Бехар до 1944 года, когда он переехал в Великобританию. Его мать и две сестры уехали из Голландии еще в 1940 году, мать в это время была компаньонкой пожилой англичанки. Во время войны она сменила фамилию на Блейк, и Джордж последовал ее примеру.
Смешанное происхождение Блейка стало объектом сардонических замечаний премьер-министра Макмиллана, который сказал, что всех проблем можно было бы избежать, если бы не были пересмотрены ограничения для работы в Министерстве иностранных дел. По старым положениям, отец и мать человека, претендующего на такую работу, должны были быть англичанами. Однако это правило устранило бы не только Блейка, но и самого Макмиллана и даже Уинстона Черчилля, матери которых были американками.
В деле Блейка отмечалось, что, из-за того что ни его отец, ни его мать не были англичанами, а сам он часто менял место жительства, в нем не развилось чувство патриотизма и верности стране, в которой он начал свою необычную карьеру. Начало его жизни было слишком беспокойным, и из-за частых переездов он не полюбил ни одну страну, в которой жил. Не имея четких географических корней, он оказался подвержен доктринам, которые могли, как и он, пересекать границы разных стран. Эту версию родственники Блейка предложили тем, кто пытался разобраться в причинах, толкнувших его к измене.
Джордж жил и учился в Голландии до тринадцати лет, когда им заинтересовалась одна из сестер отца, вышедшая замуж за египетского банкира. Она предложила оплатить его образование с тем условием, что он должен был жить в Каире. С 1935 по 1939 год Блейк был лишен размеренности жизни средней голландской семьи, познав роскошь довоенного Каира. Именно в Египте Блейк стал изучать английский. На всю жизнь у него остался легкий гортанный акцент, из-за которого его коллеги по Министерству иностранных дел сторонились Джорджа, считая его человеком, не получившим должного воспитания в частных школах Англии.
В Египте же у него появилась склонность к фантазии. Его тетя покупала ему экзотические костюмы, в которых он ходил в доме, изображая то арабских принцев, то английских адмиралов. Семейные альбомы Блейка полны фотографий, на которых юный Джордж всегда принимает позу, соответствующую тому костюму, который на нем надет. Его жена вспоминает, что он любил играть в такие игры с сыновьями. Он часто изображал монаха, а сына переодевал певчим. Для большей правдоподобности Блейк всегда включал органную музыку Баха.
В 1939 году Джордж вернулся в Роттердам, где продолжил образование. Когда в 1940 году Германия завоевала Голландию, он был арестован как британский подданный и интернирован. Он смог бежать из лагеря и в восемнадцать лет вступил в ряды Сопротивления. Около года был курьером, наслаждаясь риском того, что было, по сути, его первым шпионским заданием. Узнав, что его мать и сестра добрались до Великобритании, он решил поехать к ним в 1942 году. С помощью фальшивого паспорта пересек Бельгию и попал во Францию, где его приютили монахи-доминиканцы. Блейк пересек границу Испании в Пиренеях, но около Мадрида был задержан полицией. В 1943 году между Великобританией и Испанией было достигнуто соглашение, по которому Испания обязывалась репатриировать английских беженцев. Блейка отправили в Гибралтар, и оттуда он попал в Великобританию. Он вступил в военно-морской флот, но благодаря своему знанию немецкого и фламандского языков был направлен в разведывательный отдел.
