Значит, следующим ходом Тиктак захочет устранить кого-то из них. Румо? Нет, он слишком далеко, Рольф куда ближе к генералу. Тсако — ближе, чем Рольф. Олек — ближе, чем Тсако. А Биала — ближе, чем Олек. Но ближе всех — Снежный Урс.
Повернувшись спиной к железной машине, Урс дрался сразу против пятерых. Нет, их уже только четверо. Сделав пару шагов, Тиктак устранит одного из опаснейших врагов. Логичный ход.
Ушан живо представил, что арена театра — это шахматная доска. Что делают, когда одна из важнейших фигур под угрозой? Жертвуют пешкой. Вот единственный выход. Кто станет пешкой, пожертвованной вместо Урса? Разумеется, он сам — Ушан Делукка.
Ушан отбросил шпагу — в этом бою шпага не понадобится. Ему и вовсе никогда уже не понадобится шпага. Ушан решительно зашагал к генералу. Какую легкость и силу он при этом ощущал! Никогда в жизни он не чувствовал себя лучше.
Молниеносный выпад Урса — еще одним противником меньше. Ушан знал: боец он превосходный. Но на арене театра Урс превзошел сам себя. Очень может быть, Снежный Урс когда-нибудь станет лучшим фехтовальщиком Вольпертинга, а то и всей Цамонии — в этом Ушан не сомневался.
— Эй! — крикнул учитель фехтования, остановившись прямо позади генерала Тиктака. — Эй, генерал Тиктак! Так тебя зовут?
Стальной великан медленно обернулся к Ушану.
— Да, [тик] это я. А ты кто [так] такой?
— Меня зовут Ушан Делукка.
— Очень рад, — генерал слегка поклонился. — Скажи, Ушан Делукка, почему [тик] ты явился ко мне без оружия? Потерял [так] шпагу? Или рассудок?
— Нет, — усмехнулся Делукка, — мне терять больше нечего.
— А как же жизнь? — удивился генерал. — Она тебе [тик] не дорога?
— Ах, я ею не особенно дорожу, — отозвался Ушан. — Жизнь мне по большей части в тягость, особенно в плохую погоду. К тому же во мне жизни больше, чем ты можешь вообразить.
— Что ты хочешь [так] этим сказать? — не понял Тиктак.
— Я хочу сказать, эту битву ты проиграл. И неважно, сколько врагов убьешь — победу тебе не одержать. Никак. Даже если уцелеешь только ты один, знай: в каждом трупе на поле битвы жизнь когда-то кипела так, как тебе и не снилось. Такова уж твоя судьба. Я никогда не видывал более жалкого зрелища, чем ты. И мне тебя жаль, вот и все, что я хочу сказать.
— Это все? — разозлился генерал Тиктак, тыча пальцем в Делукку. — Я [тик] понял. Ты нарочно провоцируешь [так] меня убить тебя вместо одного из друзей.
Ушан не отвечал. Закрыв глаза, он окунулся в мир, открывшийся внутреннему взору. Он увидел развевающиеся красные и желтые, золотистые и медные ленты. Цвет битвы, запах отваги и страха, триумфа и поражения. Цвета всей его жизни переплелись в огромное полотно. Ушан никогда не видывал такой красоты.
«Интересно, как выглядит рай фехтовальщика? — подумал Ушан Делукка. — Похож он на мой парк?»
Тиктак согнул большой палец.
Послышался щелчок, и указательный палец генерала, будто стрела, полетел в Ушана. Вольпертингер даже не заслонился лапой, и стальной палец глубоко вонзился ему в грудь.
Ушан не издал ни звука, лишь отступил на шаг. Тиктак еще раз согнул большой палец, снова раздался щелчок, несколько хлопков сотрясли воздух, и три оставшихся стальных пальца вонзились в грудь Делукки.
От руки генерала к телу вольпертингера тянулись четыре проволоки. Генерал Тиктак в третий раз щелкнул большим пальцем, приведя в действие механизм возврата стрел. В корпусе генерала что-то зажужжало, Ушана оторвало от земли и понесло на Тиктака. Пальцы встали на место. Тиктак держал вольпертингера перед собой.
— Никто [тик] прежде не отваживался говорить мне правду в глаза, — прохрипел генерал Тиктак. — Ты герой, Ушан Делукка.
Схватив свободной рукой вольпертингера за голову, Тиктак выдернул пальцы у того из груди и поднял руку. В ней он держал еще бившееся сердце Ушана.
СТАЛЬ И КОСТИ
Рибезель утешался тем, что в битве медных болванов и мертвых йети он выступает не воином, а летописцем. Он запомнит каждую минуту во всех кровавых подробностях, чтобы передать потомкам, ведь ничего подобного больше не повторится.
Это была самая жестокая и беспощадная битва из всех, что когда-либо разыгрывались между двумя армиями. Плащи и пропитанные нефтью кости йети горели ярким пламенем, но они продолжали бой. Медные болваны молотили куда ни попадя, хотя им давно поотрубали головы. Отрубленные руки и ноги падали на пол, а их прежние обладатели сражались как ни в чем не бывало, кое-кто даже вооружался чужой отрубленной конечностью. У одного медного болвана из обрубка шеи била струя пара, а у йети, с которым он дрался, черепушка полыхала огнем. Двое йети колотили тяжелыми молотками медного болвана, лишившегося обеих рук. В воздухе так и свистели осколки костей, шестеренки, болты и зубы, пар шипел в вентилях, доспехи гудели, будто колокола, и все это заглушал рев йети. Шторр-жнец, ругаясь, размахивал косой во все стороны, и медные болваны разбегались кто куда, ведь коса рубила даже металл.
Сперва казалось, что, благодаря своей выносливости и неожиданности нападения, йети сумеют одержать победу, но чем дальше, тем призрачнее становилась эта надежда. Конечно, то один, то другой медный болван время от времени падал с балкона через парапет, или его разбивали вдребезги сокрушительными ударами молотов и дубинок. Выносливостью йети едва ли уступали металлическим воинам, ведь они не чувствовали боли и не боялись смерти. Медным болванам приходилось дробить скелеты на мелкие кусочки. И все же сражение обещало завершиться в пользу механических солдат, ведь металл куда крепче костей. Все больше йети падали и больше не поднимались, поскольку в скелетах не оставалось ни одной целой кости. Медные болваны применяли все свое оружие: зубчатые диски, острые, как бритва, ножницы, огнеметы.
Рибезель задумался, не попытаться ли ему и вольпертингерам прорваться на арену, но лестница кишела солдатами неприятеля, и это была бы верная гибель. Рибезелю оставалось лишь смотреть, как войско Шторра редеет, как медные болваны теснят йети все дальше, запоминать ход событий и надеяться на то, что удача вновь повернется к йети лицом.
В КРОВИ
— Все уго, Смейк?
«Уго»?
— Ах, это просто фигура речи, мы спрашиваем, все ли с тобой в порядке. Уго — это невозможно малое число, и…
«Да, да, понял, — подумал Смейк. — Все уго. Я плыву в мертвой крови навстречу смертельной болезни — разумеется, уго!»
— Удачи, Смейк!
— Да, удачи!
— Она тебе понадобится.