Вольпертингеры собирались вокруг черной ямы и вскоре заполонили всю площадь и соседние улицы. Никто и не думал расходиться, все ждали заключительного слова, которое отделило бы прошедшие события от дальнейшей жизни.
Все взгляды устремились на бургомистра, подбиравшего подходящие слова, сочинявшего речь еще во время подъема по лестнице. Когда все смолкли, Йодлер Горр вздохнул глубоко и произнес историческую фразу:
— Черт побери, понадобится громадная крышка, чтобы заткнуть эту проклятую дыру!
Никто не проронил ни слова, не шелохнулся, не слышалось ни возгласов одобрения, ни хлопков. Не эти слова ожидали услышать вольпертингеры после перенесенных страданий и потерь, не их следовало бы занести в городские летописи. И все же каждый знал: это самые правильные слова. Народ начал расходиться, а мастеровые тут же стали думать, из чего бы соорудить такую крышку.
— Я что-то не то сказал? — удивился бургомистр.
— Отнюдь, — ответил кто-то. — Молотком да в темечко. — Это был Фольцотан Смейк, вместе с доктором Колибрилем стоявший рядом с бургомистром.
Бургомистр задумался, уж не намекает ли червяк этим молотком и темечком на вмятину у него в голове, но тут же отогнал подозрения. Он снова на службе. В Вольпертинге чужаки — неслыханный поворот политической ситуации! Никогда прежде в Вольпертинг не допускались чужаки. Но не может же он взять и вытолкать их за ворота — в конце концов, они изрядно помогли при освобождении вольпертингеров. Йодлер сам сидел с ними в заточении. Они спасли Рале жизнь. А теперь нуждаются в его гостеприимстве. Ну и дела: всего за несколько минут от него уже второй раз ждут проявлений дипломатии.
— Мы будем рады разделить наш город с путниками, не имеющими дурных намерений, — проговорил Йодлер Горр. Уф! К счастью, он вспомнил условную фразу, предписанную Атлантидским декретом о путешествиях. Только заменил «костер» на «город».
— О, — отозвался Смейк. — Благодарим за оказанное гостеприимство…
— …и клянемся, — радостно подхватил доктор Оцтафан Колибриль, — не злоупотреблять вашим доверием.
«Так, с этими разобрались, — с облегчением подумал бургомистр. — Но как быть с двумя другими, теми, что из подземного мира?» — Бургомистр озабоченно поглядел на них сверху вниз.
Укобах и Рибезель стояли в последних лучах заходящего солнца.
— Воздух как воздух, — кашлянул Укобах. — Если он и отравлен, то это яд замедленного действия.
— Да и солнце не сказать чтоб испепеляло, — подхватил Рибезель, заслоняясь клешнями. — Мы не плавимся — ничего такого.
— Погодите до завтра, — ухмыльнулся Урс, стоявший возле них. — Днем солнце засияет в полную силу.
— Солнце еще и светит по-разному? — удивился Укобах.
— Оно вот-вот закатится — тогда совсем перестанет светить, — отвечал Урс. — Будет холодно и темно. Где будете ночевать?
Укобах пожал плечами.
— Об этом мы еще не подумали, — добавил Рибезель.
— Тогда пошли со мной. Сдается мне, у нас в доме в переулке Гота с сегодняшнего дня освобождается комната. — Он кивнул в сторону Румо и Ралы. Оба по-прежнему молча стояли посреди площади.
Город дышит
— Не мог бы ты проводить меня домой? — наконец проговорила Рала. — Уже ночь, а улицы в городе, кажется, небезопасны.
— Хорошо, — ответил Румо.
Они молча пошли по переулкам. Дома наполнялись жизнью: открывались ставни, зажигались свечи, взбивались перины, всюду слышался смех и звон посуды. Вольпертинг дышал полной грудью.
Наконец оба очутились у дверей домика Ралы. Взглянув на Румо, она провела лапой по левому плечу. Под шерстью оказался безболезненный шрам.
гласила надпись. Рала вошла в дом, оставив дверь открытой.
Румо зажмурился.
Да, вот она, серебряная нить, ведет прямиком в дверь домика Ралы!
— Иди же! — приказал Львиный Зев.
И Румо, пошатываясь, пошел следом за Ралой. Он крепко сжимал рукоятку меча, будто искал поддержки.
— Покажи ей шкатулку, — шепнул Львиный Зев. — Шкатулку из нурнийского дуба.
— Да, — добавил Гринцольд. — Она точно не устоит.
Пришло время закрыть ящик на букву «Р».
Закроем его из скромности, ведь Рала собирается открыть Румо тайну чуда любви.
Есть чудеса, которые случаются только в темноте.
