Джайлс держит набросок на расстоянии вытянутой руки: все выглядит не так плохо. Но для чего требуются наброски? Для того чтобы нарисовать большую картину. Неужели именно это он планирует?
Джайлс не ощущал ничего подобного много лет!
Он задерживает дыхание и поворачивает рисунок в сторону своей модели. Существо наклоняет голову, и из-под жидкости появляется второй глаз, он изучает набросок, затем собственное тело под водой.
Типы из «Оккама» могли утверждать, что о самосознании в данном случае не идет речи, но Джайлс только посмеялся бы над ними.
Существо знает, что его изобразили и что это нечто отличное от отражения в воде. Это, коротко говоря, и есть магия искусства – допустить то, что тебя определенным образом поймают, и позволить себе сотрудничать с художником.
«Господи, – думает Джайлс. – Мы и вправду не так уж отличаемся».
Он сам еще может при правильном освещении, вымытый в правильной воде, тоже выглядеть красивым.
5
Двухколесная тележка для покупок движется много быстрее той, которой Элиза пользуется на работе, но тротуары Балтимора – куда более серьезный вызов, чем гладкие полы лабораторий. День клонится к вечеру, прошла вечность с тех пор, как она спала, но усталости нет и следа.
Те минуты, которые она провела в грузовичке, с ним в обнимку, наполнили Элизу чем-то противоположным тому, что содержал шприц Хоффстетлера.
Она наполнена электричеством и даже сошла с автобуса за несколько остановок, чтобы пройтись пешком и сжечь излишки энтузиазма. Ее тащит вперед желание вновь увидеть существо, ощутить солоноватый запах воды, и Элиза едва не бежит, словно ребенок на аромат выпечки.
Она толкает тележку мимо заброшенных пирсов и работающих пристаней, и обнаруживает тонкую пешеходную дамбу.
Можно ли пойти по ней? В данный момент ей меньше всего нужна полиция рядом. Хотя не видно ничего, говорящего о запрете.
Она шагает прямо в реку, тени громоздящихся за спиной зданий соскальзывают с ее спины точно ночная рубашка. Никакой изгороди, никаких заградительных столбиков, только знак с надписью «КУПАТЬСЯ И ЛОВИТЬ РЫБУ ЗАПРЕЩЕНО! ОТКРЫВАЕТСЯ В МОРЕ ПРИ 30 ФУТАХ!»
Идея о рыбной ловле всегда вызывала у нее отвращение, и никто в Доме не учил детей плавать, но Элиза хорошо понимает знак. Как только вода достигнет цифры «30», нарисованной на бетонной подпорке – если предположить, что дождь когда-либо пойдет, – канал обеспечит доступ в бухту, а из нее в океан.
Она останавливает тележку и подходит к краю дамбы, чтобы посмотреть вниз, где бормочущие соленые волны намекают, что день вовсе не такой безмятежный, как ей казалось. Это объясняет, почему люди в автобусе были застегнуты по горлышко, вжимали головы в плечи и ежились.
Становится ясно, почему женщина через проход далеко не сразу заметила солнечную улыбку Элизы. Женщина была красивой, точно такой, какой сама Элиза всегда – исключая последние дни – мечтала быть, походила на хозяйку «Джулия Файн Шуз», сотканную из материи воображения.
Стройная, но не тощая, под полосатым платьем угадываются округлые формы, одежда подчеркнута застежками со стразами, со вкусом подобраны заколки, браслеты, серьги и… обручальное кольцо.
Только высокая прическа из светлых волос казалась совсем не модной, и это Элиза объяснила тем, что эта женщина работает, а работающая женщина не может пойти к парикмахеру когда угодно.
Поняв, что ей улыбаются, женщина мгновение колебалась, а затем улыбнулась в ответ. Как и все прочие, она оказалась сбита с толку беспричинной веселостью Элизы. Глянула той на руку, отмечая, что там кольца нет, но, что удивительно, продемонстрировала не гнев, но облегчение.
Улыбка стала менее официальной, более искренней.
У Элизы даже возникло ощущение, что, как бы она сама ни восхищалась этой красивой, ухоженной женщиной, та, в свою очередь, восхищается ей ничуть не меньше. Более того, ей показалось, что она может слышать мысль соседки по автобусу: «Делай то, что говорит тебе сердце, не обращай внимания на потери, следуй зову сердца».
И Элиза в конце концов творит нечто подобное.
Но здесь, на краю мира, где температура падает с каждой секундой, она понимает, что смущена мрачным выражением лица той женщины: если та, столь красивая и успешная, может быть несчастна, то какая надежда остается для нищей уборщицы ночной смены, для той, чья неспособность говорить отрезает ее от большинства людей?
Той, кто ухитрилась приволочь к себе в ванную уникальное существо?
Элиза открывает глаза, поворачивается на север и с удивлением видит, что день посерел и помрачнел. Доказательством служит отдаленное мерцание огней «Аркейд синема» – мистер Арзанян не включает их, если недостаточно темно и издержки не окупятся.
Желудок Элизы сжимается.
Она видит «Аркейд» отсюда, и это значит, что существо очень близко к реке. Соседство это расстраивает ее. Она хватает тележку и катит так быстро, как только может.
Она находит Джайлса спящим сидя на крышке унитаза, он слегка похрапывает, руки перепачканы угольным карандашом. Тихо, чтобы не разбудить его, она опускается на драный половик, складывает руки на краю ванны и опирается на них подбородком. Смотрит в глаза существа, такие яркие под водой, и слушает мягкое бульканье его дыхания.
Протягивает ладонь через прозрачную жидкость и касается его собственной ладони. Неожиданно он берет ее за руку, держит как мужчина женщину, ее пальцы – словно единственная тычинка огромного, покрытого росой, развернутого навстречу солнцу цветка.
Теперь она слушает собственное дыхание, но не слышит ничего.
Они двое всегда разговаривают с помощью рук, но сейчас это просто касание. Элиза представляет женщину в автобусе, прямую, строгую, как она сидит, стараясь ни к кому не прикоснуться.
Отсутствие страха может быть принято за счастье, но это не одно и то же.
Даже не близко.
6
Наблюдай мир в обратной перемотке.
Он быстрее, лишен души, словно нож прошелся по рыбьей чешуе, срезав все сверкание. Стоп. Радуйся, наблюдая мясистый шлепок растянувшейся магнитной ленты. Вперед. Бесконечные коридоры, все одинаковые, идентичные силуэты в белых халатах скользят будто тромбоциты.
Найди того, кто тебе нужен. Переключение. Переключение.
Рассекая ленту на секунды, половины секунд, четверти секунд. Люди уже не люди. Абстрактные очертания, которые ты изучаешь, точно анахорет, разбирающий Священное Писание.
Выпирающая форма в кармане ученого может оказаться секретом целой жизни.
Мутная улыбка на вмерзшем в кадр лице может таить за собой дьявольский череп. Шестнадцать камер. Бесконечное количество кадров. Стоп. Вперед. Переключение. Стоп. Этот коридор, другой.
Отсюда нет выхода. Все дороги ведут к нему в кабинет.
