Существуют и тамги, которые более определенно относят к сюннуским, — они нанесены на предметы, найденные в сюннуских могилах. В Ноин-Улинских курганах в Монголии археологи обнаружили несколько лаковых чашек, сделанных китайскими мастерами в эпоху Ранней Хань. Такие чашки назывались «бэй» и были популярны в Поднебесной — это были очень дорогие статусные изделия овальной формы, с плоским дном и парой ушек-ручек. Иногда их покрывали росписью, наносили иероглифы: «Вам счастливое вино», «Чашки для счастливой еды». Чашки-бэй, найденные в Но-ин-Уле, принадлежали сюннуским шаньюям или их приближенным. На дно чашек хозяева нанесли свои тамги, процарапав их раскаленным ножом или шилом
. Но эти лаконичные знаки, которыми сюнну метили свою собственность, несут не слишком много информации и не являются письменностью.
Те немногие сюннуские слова, которые дошли до наших дней, сохранились в китайских текстах и написаны китайскими же иероглифами. Собственно, достоверно известны только четыре слова, составляющие двустишие на языке цзесцев (как мы уже писали, цзесцы были одним из сюннуских кочевий):
Сючжи тилиган
Пугу цзюйтудан
Двустишие это сохранилось в истории, потому что сказано оно было весьма значимым человеком и к тому же по весьма важному поводу. Автором его был буддийский монах Фоту Дэн, который в 310 году прибыл в Поднебесную для проповеди своего учения. Было ему тогда, по его словам, более ста лет, но, если верить Фан Сюаньлину, возраст не мешал подвижнику командовать духами, питаться воздухом и пользоваться собственной внутренней энергией для освещения (по ночам он вынимал вату из специального отверстия в животе и читал книги, экономя на светильниках). Кроме того, он умел предсказывать будущее по звуку висящих на пагоде колокольчиков
.
Сюннуский император Ши Лэ пригласил Фоту Дэна к своему двору, и, когда в 328 году решался вопрос о том, следует ли посылать войско против другого сюннуского императора, Лю Яо, к монаху обратились за советом. Тогда-то он и произнес знаменитое двустишие на языке своего покровителя. Традиционно считается, что оно означало следующее: «Двинете войска, поймаете Лю Яо»
. В самое ближайшее время войска выдвинулись, злополучный Лю Яо действительно был разбит, и Ши Лэ объединил свои и его земли под властью династии Поздняя Чжао, поэтому нет никаких оснований сомневаться в общем смысле замечательного предсказания
.
Гораздо сложнее обстоит дело с его дословным переводом. Исходя из содержания фразы и из предположения, что язык цзесцев относился к древнетюркским, разные исследователи предлагали отождествить слова двустишия с различными тюркскими словами. В результате получились следующие варианты:
Süka tal'igan
bügüg tutan!
Иди войной
[И] плени бюгю!
Süg tägti ïdqan
boquγï γ tutqan!
Пошлите армию в атаку
[И] плените полководца!
«Särig tilitgan
buyuγ kötüzkan
Ты выведешь войско,
Ты уведешь оленя.
Sükä tol'iqtin
buquy qodigo (d) tin
К войску ты вышел
Букуга низложил
.
Поскольку все эти варианты основываются на тюркской гипотезе, казалось бы, есть веские основания таковую гипотезу принять. С другой стороны, именно обилие возможных вариантов наводит на мысль о том, что подобные интерпретации можно было бы сделать и на основе других языков. И в пользу этих других языков тоже есть некоторые факты.
Так, в древних китайских текстах встречается довольно много слов, которые предположительно принадлежат сюнну, прежде всего их собственные имена и титулы. Канадский исследователь Э. Дж. Пуллиблэнк насчитал в текстах Сыма Цяня и Бань Гу около 190 таких слов, еще 57 нашлись у Фань Е и Фан Сюаньлина. Пуллиблэнк подозревает сюннуские корни и у некоторых китайских слов. Он считает, что до контактов с сюнну у китайцев не было молочного животноводства и в их языке отсутствовали такие слова, как «кумыс», «творог», «масло»… Значит, в китайский язык они пришли из сюннуского. Проанализировав образовавшийся архив, состоящий из двух с половиной сотен слов, исследователь считает возможным, что сюнну говорили на языке енисейской семьи
(от которой к настоящему времени остался только один живой язык — кетский).
Существуют и другие теории: что язык сюнну был общим, еще не дифференцированным для предков тюрок и монголов; что он был близок к монгольскому; что он вообще не родственен ни одному из ныне существующих языков и относится к вымершим…
Привлечение информации о языке европейских гуннов никак не помогает решению спорного вопроса, потому что по его поводу идут столь же бурные дебаты и существуют столь же противоречивые мнения (не говоря уже о том, что сам факт родства сюнну и гуннов тоже окончательно не доказан).
* * *
Что касается расовой принадлежности, сюнну — по крайней мере через какое-то время после формирования их державы — представляли собой смешение европеоидной и монголоидной рас, хотя монголоидные черты заметно доминировали. В населенных ими землях были районы, где жили в основном монголоиды, но были и контактные зоны (например, в Центральной Монголии), где расы генетически смешивались
. По внешнему облику сюнну отличались от китайцев. Так, по сообщениям китайских авторов, у цзесцев были глубоко посаженные глаза, густые бороды и высокие носы
— два последних признака могут говорить о европеоидной примеси.
Генетики провели ДНК-анализ костных останков из четырех сюннуских могильников Забайкалья: Ильмовая Падь, Енхор, Дырестуйский и Нижнеиволгинский. Результаты сравнили с ДНК современных жителей разных районов Евразии. Выяснилось, что древние сюнну имели очень много общего с коренным населением Южной Сибири (включая Забайкалье) и Центральной Азии. У них прослеживаются генетические связи с жителями более северных районов Сибири. Отмечена и их связь с коренным населением Южного Китая и вообще Юго-Восточной Азии, — вероятно, китайские принцессы и китайские полонянки поступали в степь в достаточном количестве, чтобы оставить свой след в генофонде сюнну. Кроме того, сюнну большими группами поселяли на своих территориях пленных китайцев. Интересно, что генетическое родство сюнну отмечено и с населением Западной Индии, Передней Азии и Ближнего Востока, и это несмотря на то, что исследованные могильники находятся от этих регионов очень далеко. Надо думать, что у сюнну, живших западнее, такое родство выражено еще сильнее, чем у забайкальских. В целом складывается представление, что сюннуское общество времен их развитой империи представляло собой очень пеструю этническую картину
.
* * *
По образу жизни сюнну, вероятно, были типичными кочевниками-скотоводами. Сановник II века до н. э. Чао Цо отмечал: «Варвары ху едят мясо, пьют кобылье молоко, одеваются в шкуры и мех, у них нет жилищ с полями в пределах внутренних и внешних городских стен, куда возвращаются жить. [Они] — как летающие птицы и рыскающие звери в широкой степи. Если есть прекрасные травы и вкусная вода, то они останавливаются. Если трава кончилась, вода иссякла, то они перекочевывают»
.
