Затем они привели на нос корабля самого красивого воина и закололи его (они считали счастливым предзнаменованием, что первым захваченным ими эллином был такой красавец)». Возможно, впрочем, этими варварами были не персы, а финикийцы, из которых в основном комплектовался флот персидских царей.
И если этот случай опять-таки можно с некоторой натяжкой объяснить многонациональностью и полирелигиозностью персидской армии, то следующий рассказ Геродота прямо говорит о ритуальном убийстве, совершенном по приказанию самого царя. Правда, здесь Ксеркс совместил религиозный ритуал с показательной казнью. В Лидии царю и всему его войску довелось воспользоваться гостеприимством местного уроженца Пифия, который к тому же предложил персам финансировать их военный поход. Ксеркс от денег отказался, но в благодарность нарек Пифия своим гостеприимцем (т. е. человеком, который всегда может рассчитывать на ответное гостеприимство и помощь самого царя) и сделал ему ответный денежный подарок. «Будь всегда таким, как сейчас, и тебе не придется никогда раскаиваться ни теперь, ни в будущем», — сказал царь своему новому другу. Доверчивый Пифий принял слова персидского владыки за чистую монету, в чем ему очень скоро пришлось раскаяться. Об этом подробно пишет Геродот:
«В пути подошел к Ксерксу лидиец Пифий и сказал так (…): „Владыка! Я желал бы попросить тебя о том, что тебе легко исполнить, и для меня будет очень важно твое согласие“. Ксеркс же, ожидая от него любой другой просьбы, кроме того, что Пифий действительно попросил, обещал исполнить и повелел говорить, что ему нужно. Услышав ответ царя, Пифий ободрился и сказал так: „Владыка! У меня пять сыновей. Им всем выпало на долю идти с тобой в поход на Элладу. Сжалься, о царь, над моими преклонными летами и освободи одного моего старшего сына от похода, чтобы он заботился обо мне и распоряжался моим достоянием. Четырех же остальных возьми с собой, и я желаю тебе счастливого возвращения и исполнения твоих замыслов“. А Ксеркс в страшном гневе отвечал ему такими словами: „Негодяй! Ты еще решился напомнить мне о своем сыне, когда я сам веду на Элладу своих собственных сыновей, братьев, родственников и друзей? Разве ты не раб мой, который обязан со всем своим домом и с женой сопровождать меня? Знай же теперь, что дух людей обитает в их ушах: если дух слышит что-либо благостное, то он наполняет тело радостью; услышав же противоположное, дух распаляется гневом. Ты сделал мне, правда, доброе дело и изъявил готовность сделать подобное же, но не тебе хвалиться, что превзошел царя благодеяниями. А ныне, когда ты выказал себя наглецом, ты все-таки не понесешь заслуженной кары, но меньше заслуженной. Тебя и четверых твоих сыновей спасает твое гостеприимство. Но один, к которому ты больше всего привязан, будет казнен“. Дав такой ответ, царь тотчас же повелел палачам отыскать старшего сына Пифия и разрубить пополам, а затем одну половину тела положить по правую сторону пути, а другую по левую, где должно было проходить войско. Палачи выполнили царское повеление, и войско прошло между половинами тела».
Надо сказать, что прохождение между половинами рассеченного тела было не просто актом устрашения войска. У некоторых древних народов обычай этот носил сакральный характер. Он описан, например, в Книге Бытия, только там были использованы тела животных. В тот день, когда Господь заключил завет с Авраамом, Он приказал ему взять «трехлетнюю телицу, трехлетнюю козу, трехлетнего овна, горлицу и молодого голубя» (Быт. 15, 9). Авраам «взял всех их, рассек пополам, и положил одну часть против другой; только птиц не рассек» (Быт. 15, 10). «Когда зашло солнце, и наступила тьма, вот, дым как бы из печи и пламя огня прошли между рассеченными животными. В этот день заключил Господь завет с Аврамом…» (Быт. 15, 17–18). Позднее, в Книге пророка Иеремии, Господь вновь упоминает иудеев и завет, «который они заключили пред лицем Моим, рассекши тельца надвое и прошедши между рассеченными частями его, князей Иудейских и князей Иерусалимских, евнухов и священников и весь народ земли, проходивший между рассеченными частями тельца…» (Иер. 34, 18–19).
Таким образом, заставив свое войско пройти между разрубленными частями тела жертвы, Ксеркс принимал от него своеобразную присягу «на крови». Как совместить этот страшный ритуал с тем фактом, что зороастрийцы не признают человеческих жертвоприношений, — не вполне ясно. Скорее всего поступки Ксеркса можно объяснить частично политическими причинами, а частично — простым самодурством и недостаточной твердостью в вере.
Близкий ритуал прохождения войска между частями рассеченного человеческого тела описан у соседей вавилонян — хеттов, создавших свою державу в Малой Азии в семнадцатом веке до н. э. Обычай этот применялся, если войско потерпело поражение; жертвой, видимо, служил военнопленный. Из ветвей боярышника хетты сооружали символические ворота. Козла, щенка и поросенка разрубали пополам и клали по обе стороны ворот. Этой же участи подвергался и пленник. Потом с двух сторон разжигали костры, и войско проходило под воротами. Пройдя между рассеченными трупами, воины направлялись к реке и брызгали друг на друга водой. Обряд, по-видимому, носил очистительный характер.
Существовал у хеттов и еще один обычай, близкий к шумерскому и вавилонскому, — «замена» царя. Для того чтобы все неприятности, назначенные судьбой настоящему царю, обрушились на его «заместителя», проводился ритуал помазания на царство пленника. Потом настоящий царь объявлял божеству: «…Смотри! Это царь! Имя царствования я на него возложил, в одежду царствования его облачил, диадему на него возложил. И отметьте его дурным знамением, укороченными годами, укороченными днями! И направьтесь к этой замене!» Потом пленника уводили, а настоящий царь совершал обряд омовения и снова обращался к богам: «…Смотрите! Небесному божеству Солнца и земным божествам я вместо себя дал замену. И вы ее возьмите, а меня отпустите!» После этого по логике вещей пленника, ставшего «царем», должны были казнить, но, как ни странно, судьба его оказывалась более чем благополучной. Согласно хеттским текстам, его отводили в ту страну, откуда он был взят в плен. Хотя не исключено, что это было поздней традицией, а первоначально «заместителя» по-настоящему приносили в жертву богам.
Сохранились и другие косвенные свидетельства того, что в далекой древности хетты приносили в жертву людей если и не слишком часто, то достаточно регулярно, но позднее ритуал, судя по всему, смягчился. Так, у хеттов существовал праздник Хассумас, главным действующим лицом которого был наследник престола. В течение четырех дней праздника царевич обходил ритуальные помещения столицы и всюду пировал со своими приближенными и жрецами и «кормил» богов. Но на четвертый день к участию в празднике подключали человека, который должен был символизировать разнообразные несчастья и неприятности, угрожающие хеттскому народу. Это был своего рода «козел отпущения», недаром в ритуале участвовала шкура только что убитого и съеденного козла. Жертвой обязательно назначался слепец — символ мрака и смерти. Его раздевали, облачали в козлиную шкуру, избивали и вели в святилище, но избиением неприятности слепца, по-видимому, и заканчивались.
В хеттских текстах сохранились описания праздников, на которых люди «веселили» богов ритуальными битвами. Но, как и в случае с «козлом отпущения», нет четких указаний на то, чем заканчивались «потешные» битвы: смертью участников или же ее имитацией. Вероятнее всего, в глубокой древности побежденных действительно приносили в жертву, но в те времена, о которых пишут хеттские авторы, мог проводиться бескровный ритуал посвящения человека божеству. Это тем более вероятно, что битва была заведомо «срежиссированной», исход ее был известен заранее и повторялся на осеннем празднике из года в год, а одна из сторон сражалась тростниковым оружием. При этом владельцы бронзового оружия назывались «людьми Хатти» (хеттами), а их противники, вооруженные тростником, — некими «людьми Маса». Завершалась битва, естественно, победой «людей Хатти». Хеттский автор описывает это так:
