Грани, грани, грани невероятной Японии… И постичь их очень трудно.
«Если японская женщина живет в обществе, в котором внешне доминирует мужчина, то это общество, которое она сама помогла создать. Сердцевину его составляют черты, в которых бесспорно проявляется рука женщины», — писал в книге «Япония: хрупкая сверхдержава» Фрэнк Гибней.
Рай самураев
Безоружный монах казался хрупким, почти неживым. И тем не менее держался он прямо, и выражение его лица было спокойно, вот только каждый шаг осторожен, как напоминание о тех ранах, что нанес ему безумный сын даймё Митома.
Через левые ворота появился Бабочка, оглядел своего последнего противника и недоверчиво покачал головой.
— Да это же настоящее безумие, парень. — Он обошел Вэй Гуаня со всех сторон и замер метрах в трех от своего противника — сигнал к бою еще не прозвучал. — Не будь дураком, монах. Сдайся. Просто ляг, и я пощажу тебя. Мне нужна эта победа, мне нужен золотой меч самурая.
Вэй Гуань слабо улыбнулся:
— Твоя забота делает честь мне, но она безосновательна.
Бабочка прищурился:
— Ты от боли, верно, совсем потерял рассудок. Я убил Сацудзо, а он казался неуязвимым. Я убил еще двух противников, и на мне ни царапины. У тебя нет никакого шанса выстоять.
Вэй Гуань моментально собрался, затем поднял взгляд от земли и поглядел противнику прямо в глаза:
— Что такое присутствие Ничто?
Бабочка ухватил меч обеими руками.
— Понятия не имею. Да мне и все равно как-то. Я не буду думать об этом, монах. Я просто убью тебя, и точка.
Раздалось гуденье труб.
Бабочка обрушился на своего противника на невероятной скорости, рассчитывая на то, что раны ослабили монаха, но Вэй Гуань ускользнул в сторону и нанес разбойнику удар по правой ноге. Это произошло вроде как случайно, но удар оказался настолько жесток, что Бабочка потерял равновесие и тяжело рухнул в песок, с трудом избежав падения лицом на свой собственный меч. Боль под правым коленом превратила все его кости и плоть в нечто, что более уже не принадлежало ему. «Черт подери, — пронеслось в голове наемного убийцы. — Ведь я же так лихо расправился с Сацудзо, так почему сейчас?..» Неужели конец? Неужели он и подняться уже не сможет?
Бабочка откатился с места падения, опасаясь нового удара, пока он беспомощен. Но монаха не было поблизости. Он медленно кружил в нескольких метрах от противника, внимательно наблюдая за Бабочкой.
— Что такое присутствие Ничто?
Бабочка разъяренно оскалил зубы. Происходящее было слишком абсурдно.
— Да с чего мне знать-то? — выдохнул он и поднялся, опираясь на меч. Вэй Гуань позволил ему это. Бабочка осторожно ощупал поврежденную ногу. Ладно, стоять он может, главное, без перелома обошлось.
— Ты совершил ошибку, монашек, — выдохнул Бабочка, стараясь выгадать время и отдышаться как следует. — Тебе надо было кончать меня, когда я валялся в песке. Теперь-то я уж точно убью тебя.
Вэй Гуань внезапно подскочил в воздухе, и Бабочка едва успел отшатнуться. Этот безоружный противник, отказавшийся даже от своего боевого посоха, был совершенно непредсказуем. Ничего, он все равно достанет его! В тот же миг что-то коснулось левого колена Бабочки, совсем тихо, словно дуновение ветерка. Бабочка взмахнул мечом и рассек пустоту, рассек Ничто. Вновь удар — и вновь пустота. А вот удар монаха по левому колену оказался совсем не дуновением, колено болело так, что левая нога потеряла опору. Бабочка вновь рухнул в песок. Следующий удар монаха переломил ему спину.
Зрители стихли. Криков торжества слышно не было. Все чувствовали присутствие Ничто над ареной.
Хэйко наконец опомнилась. Она рванулась сквозь толпу, вцепилась в балюстраду, повисла на ней, перемахнула через заграждение и рухнула в песчаный гроб арены.
Монах отполз от умирающего Бабочки. Его лицо было раной страдания и усталости. Ему не нужны были награды и почести сёгуна.
Хэйко бросилась к Вэй Гуаню и нежно прикоснулась к его рукам. В глазах монаха блеснули слезы. Он увидел любовь во взгляде Хэйко.
И монах вновь поверил женщине…
Финал в столкновении с современностью, практически самурайский
Покидая Японию, я решил привезти одному моему другу японский меч. Не настоящий, конечно, ведь стоимость самурайской катаны зашкаливает за несколько десятков тысяч долларов. В Японии по сию пору есть настоящие мастера, которые всю жизнь занимаются заточкой лезвий катан. Помните эпизод из фильма «Телохранитель», когда главный герой бросает в воздух шелковый шарф, и он медленно опускается, покачиваясь в воздухе, на лезвие катаны, которое легко разрезает его на два равных кусочка? Красотища…
Имитаций катан в Японии продается огромное количество, и некоторые из них вполне безупречны и достойно украшают любой интерьер. Но катаны с обилием позолоты меня нисколько не заинтересовали — уж слишком они отдавали… китайщиной. Зато я обнаружил очень симпатичный меч, который продавец, немного поторговавшись, отдал мне вместе с куклой гейши.
Опять грани… Грани современности и грани прошлого. И почему-то они все никак не соприкоснутся друг с другом. Япония самурайская уходит все дальше от Японии нынешней, а нынешняя забывает сказать ей: «Саёнара!» — «До свидания!»
Рай самураев. Финал
Все было кончено.
Осталась лишь тень только что миновавших событий.
Зрители вернулись в повседневность.
С помощью Хэйко юный монах нес по узким переулкам Осаки тело Бабочки. Хэйко тяжело пыхтела и отфыркивалась, словно изрядно выпив саке. Наконец она поставила замотанного в саван Бабочку рядом с Вэй Гуанем, словно были те славными товарищами.
— Стой здесь и не двигайся, самурай Вэй Гуань. Я позову стражу и добуду телегу, чтоб отвезти тело за стены. — И Хэйко со всех ног быстро помчалась прочь.
Вэй Гуань остался один с Бабочкой, в полубессознательном состоянии глядя в узкие оконца, изо дня в день высматривающие безутешный переулок. Над монахом внезапно склонились огромный уродливый тип и угловатый мужчина с крысиным лицом.
Куколка дотронулся до лица монаха острием кинжала:
— Эй, монашек. Ты ведь убил кое-кого, кого я всегда ненавидел. Может, теперь ты со мной подружишься, хе?
Рядом завертелся Гусеница:
— Погоди, это же был мой план. С самого начала. Я даже такой вот переулок с самого начала представлял. Все так и было бы, да Бабочке вздумалось мечом помахать.
— Бабочка был безмозглым дураком. И чего ты его за собой тащишь, монашек? Брось ты его лучше, так, как это сделали мы.
