Непрерывный подъем в производстве вооружения в Германии даже под прессом воздушных налетов союзников был выдающимся явлением, достигнутым бог знает какой ценой жестокости и лишений, испытываемых рабской рабочей силой. В военной экономике было два сектора, где ресурсы были на исходе – горючее для машин и люди, но даже здесь осень принесла улучшение. Запасы нефти, которые в апреле составляли миллион тонн, а летом упали до уровня, еле обеспечивавшего месячную потребность, начали снова накапливаться из-за того, что позиционная обстановка на фронте уменьшила расход горючего, и осенние дожди и туманы защищали нефтеперерабатывающие заводы от воздушных налетов. В то же время в армию были призваны последние немецкие мужчины; понижение призывного возраста с семнадцати до шестнадцати с половиной лет и безжалостная мобилизация бывших «незаменимых» работников с трудового фронта обеспечили набор более 700 тысяч человек в августе, сентябре и октябре.
И тем не менее как ни внушительны эти цифры, более пристальное рассмотрение выявляет то же злокачественное переплетение личных соперничеств и борьбы частных империй, которые становятся все ожесточеннее по мере того, как их перспективы власти зримо уменьшаются. После покушения Гиммлер был назначен командующим Внутренней, или резервной армией, вместо незадачливого Фромма. Он являлся также командующим группой армий Верхнего Рейна (организации, как Гудериан презрительно заметил, «для ловли беглецов и дезертиров»), министром внутренних дел, главой гражданской полиции и рейхсфюрером СС. При таком букете исполнительских должностей Гиммлер стал самым могущественным человеком в Германии, но на этом этапе войны, в момент приближающегося заката своего государства у Верного Генриха было тревожно на душе. Он очутился в совершенно новом и непривычном мире. В командной инфраструктуре его положение было странным: как командующий армией номинально он должен был подчиняться ОКВ; он стал теперь не столько первым, сколько (во всяком случае, в глазах его коллег – военных профессионалов) младшим среди равных. А еще была одна перспектива: ведь ему, возможно, придется участвовать в бою с врагами, которые вполне могут стрелять и в него, – а такой оборот дел грозил всякими страшными результатами.
На этом этапе развития военных событий кажется, что Гиммлер принял два облика, контраст которых можно наглядно проиллюстрировать, по-разному произнося его титул. Рейхсфюрер – всего три слога, а слушатель трепещет, ведь это тот, кто правит всей карательной машиной рейха. «Национальный вождь» – и совсем другое впечатление, немного смешное, вызывающее в памяти молодежные спортивные лагеря, кожаные шорты, все, что ассоциируется с недоумевающе-озабоченным лицом в пенсне, человеком, впавшим в истерику, когда на его мундир брызнул мозг какой-то несчастной жертвы. Описывая эти последние месяцы заката нацистской Германии, мы будем чередовать эти титулы в соответствии с ролью Гиммлера.
Конечно, никто, за исключением самого Гитлера, не смог бы успешно вести все дела Гиммлера. Ибо это не было просто вопросом выполнения его обязанностей по командованию армией или управлению полицейской империей. Постоянным занятием Гиммлера было сопротивляться усилиям «национального руководителя» (Бормана), старавшегося урезать его власть и сузить границы его влияния.
Споры по поводу фольксштурма являются еще одним примером бесконечных пререканий, подрывавших действенность военных усилий Германии. Эта идея принадлежала Гудериану (или, говоря точнее, генералу Хойзингеру из оперативного отдела ОКХ, выдвинувшему ее в 1943 году, но без успеха), и она должна была воплотиться вначале в восточных провинциях, которым непосредственно угрожало вторжение русских. Гудериан предложил Гитлеру организовать на местах нечто вроде отрядов ополчения, привлекая в них бывших членов CA. Гитлер согласился, но, по-видимому, обсудил ночью эту идею с Борманом, потому что на следующий день сказал Гудериану, что он передумал, что будет лучше, если организацией займется партия, и что он предлагает доверить это дело Борману. Затем Борман приступил к расширению границ фольксштурма, который должен был охватить всю территорию страны, причем его организацию и руководство он возложил на гауляйтеров, которые, разумеется, были полностью подотчетны ему. Теперь, хотя и поздно, перед «национальным руководителем» стала маячить возможность осуществить одно из своих самых задушевных желаний – создать собственную армию, которая придаст реальную мощь его бесспорному первенству среди тайных советников фюрера. Тем временем «национальный вождь», не желая дать себя обскакать, формировал свою Внутреннюю армию весьма своеобразным путем. Вместо того чтобы направлять новых призывников в различные резервы живой силы на действующих фронтах для дальнейшего распределения по существующим частям, Гиммлер с головой ушел в формирование еще одного типа дивизий – фольксгренадерских.
Эти дивизии комплектовались на обозначенных остатках (часто вообще существовавших в виде не более чем номеров в журнале боевых действий ОКВ) частей, «выгоревших» в предшествующих кампаниях. Теперь их заполняли пестрым сборищем из гитлерюгенда, наземного контингента люфтваффе, пожилых чиновников-резервистов, инвалидов и морских кадетов. Если период их подготовки был опасно коротким – иногда только шесть недель, – их моральный дух был очень высок, чему помогало их первоочередное снабжение новым оружием прямо с заводов, о чем позаботился Гиммлер. При таком большом количестве новых танков и самоходных орудий, поступавших к СС, чьи дивизии укомплектовывались до полного штатного состава танковыми гренадерами, а все оружие пехоты не без ядовитых споров делилось между рейхсфюрером и рейхслейтером, остается только удивляться, что регулярной германской армии все-таки перепадало новое оружие.
Борман расширял свою власть над вооруженными силами таким способом. В течение нескольких недель после покушения он создал и сильно расширил систему, впервые введенную ненавистным генералом Рейнеке в 1943 году – «офицеров национал-социалистического руководства», которых придавали регулярным боевым частям для «политического воспитания» офицеров и сержантского состава. Борман так организовал это дело, что эти фигуры были подотчетны ему и общались непосредственно с ним. Ничуть не испугавшись, «национальный вождь» (Гиммлер) тут же сам обратился к ним, по долгу службы, как командующий Внутренней армией, изложив свои призывы в приличествующем свирепом духе:
«Возложите эту обязанность на самых лучших, самых безжалостных офицеров дивизии. Они быстро арестуют этот сброд – тех, кто выступает за отход. Они мигом поставят любого ослушника к стенке».
Тем временем Гудериан разделывался с офицерами национал-социалистического руководства в своей обычной манере. После своего рапорта о том, что «их поведение привело к ряду грубых нарушений дисциплины», он стал попросту переводить нарушителей в штаб ОКХ, где «…у меня еще были некоторые ограниченные дисциплинарные полномочия. Там я заставил этих слишком самоуверенных молодых людей подождать в течение нескольких недель и подумать о своих манерах…».
Когда Гудериан рассказал об этом Гитлеру, фюрер «посмотрел на меня в изумлении, но ничего не сказал». Однако у Бормана был союзник в лице генерала Бургдорфа
[120], главы управления личного состава ОКХ, в руках которого находились все назначения и переводы по службе. Последовала непрерывная битва между измотанным аппаратом ОКХ и управлением Бургдорфа, в которой соперничавших кандидатов на место перебрасывали взад и вперед под мерный шелест канцелярских бумаг в трех экземплярах.
