Несмотря на крайнюю бедность местного православного населения, оно все же находило средства на строительство новых храмов. Священник из Герцеговины, прибыв в Белград, поведал о выстроенной православной церкви Успения Богородицы. В ней совершенно отсутствовали утварь и книги, и, кроме того, мусульмане, захватив землю, принадлежавшую церкви, грозили «разрушить ее до основания»
[660]. Священник и его паства ждали заступничества России. В это же время другой священник из Герцеговины, проживавший в г. Требинье, жаловался русскому консулу на мостарского архимандрита Иосифа, родом грека. «Не могу описать всех богопротивных поступков мостарского владыки: о них с плачем свидетельствуют наши жены, дочери и дети», – пишет безымянный священник
[661]. Он выражает удивление по поводу бездействия России, которая имеет право на покровительство в отношении православной церкви в Турции.
Отдельно следует остановиться на таком явлении, как католическое и протестантское миссионерство на Балканах. В исследуемый период оно получило достаточно широкое распространение: сведения о пропаганде чуждых православному населению религиозных учений стекались в российское консульство в Белграде почти изо всех провинций Османской империи. Прежде всего представители католичества пользовались тем бедственным положением, в котором находилась православная церковь, не имевшая возможности защитить своих приверженцев. В Боснии католические священники вели наступательную политику по отношению к православным сербам, заставляя их менять веру. К тому же в этой провинции православная церковь подвергалась нападкам мусульманства. Наибольшую угрозу наступление католицизма представляло в Боснии, Греции и Албании. Греческий посланник в Петербурге свидетельствовал в 1850 г., что «миссионеры, как католические, так и протестантские, усугубляют свои пагубные происки».
Не меньшую угрозу, чем католики в Боснии, представляли мусульмане в Болгарии. Они вели активную политику отуречивания местного населения, не тратя на это усилий по пропаганде своей веры. Турки действовали методами своих дедов и прадедов – выкрадывали женщин и детей, насильно заставляя их принимать мусульманство. Как к последней своей надежде обращались болгары к русскому консулу в Белграде. В их письмах приводились многочисленные факты обращения девушек в магометанство – об этом сообщали Симеон Михайлович, Николай Славкович, Хаджи Павел, Николай Серндакович. «Турки рассыпаются по селам, – пишут они, – хватают христианских девушек, обращают их в свою веру, и никто не смеет тому воспротивиться»
[662]. И продолжают: «Таким образом турки приведут к своей вере множество христиан». В письме Данилевскому от болгар сразу трех округов, имевшем подписи 30 человек (трое из которых были священниками), говорилось: «Положение наше дошло до нестерпимости мучительно и народ христианский, волен не волен, принужден будет принять магометанскую веру»
[663].
И все-таки в народном сознании крепко укоренилась мысль о необходимости сохранения своей веры даже ценой многочисленных жертв. Этот натиск на православие как со стороны католицизма, так и мусульманства был повседневной реальностью в жизни православной церкви, ее священнослужителей и паствы. Он требовал от них ежедневного мужества и готовности к отпору.
На протяжении 30–40-х гг. XIX в. Россия оказывала достаточно широкую поддержку православной церкви на Востоке – во всех провинциях Османской империи, населенных славянами православного вероисповедания. Ее помощь распространялась не только на югославян – это были православные Греции, Сирии, Дунайских княжеств, особую поддержку получали святыни в Палестине и на Афоне. Однако именно связи со славянами, населявшими Балканский полуостров, составляли особую статью во внешней политике Российского государства – они строились с учетом не только конфессиональной, но и этнической общности русско-югославянского православия. Наиболее выраженной эта помощь была в самых этнически «чистых» православных провинциях Турции – Сербии и Черногории. Сербия к тому времени получила статус автономного княжества и имела свою митрополию. Черногория была де-факто независимым государством и также имела национального митрополита. Однако самым главным было то, что помощь этим областям соответствовала общему плану внешней политики России на Балканах. Именно поэтому им уделялось достаточное внимание не только со стороны церковных, но и государственных властей. Другие провинции – такие как Босния, Болгария и Албания – не пользовались столь действенной поддержкой русской церкви, что находилось в прямой зависимости от меньшей заинтересованности российских властей в расширении там своего политического присутствия. В то же время нельзя было упускать из виду тот факт, что в них проживало значительное число сербов и болгар, подвергавшихся подчас прямому насилию со стороны турок и католических священников.
Если ислам являлся официальной религией в Османской империи и олицетворял собой государственную власть, то со стороны католического Запада предпринимались откровенные попытки политического проникновения в регион в форме религиозной экспансии. Справедливую оценку этому явлению дал исследователь И. Е. Троицкий применительно к более позднему периоду: «В настоящее время, – писал он, – запад воинствует на востоке под знаменем свободы, но, в сущности, стремится к тому же и при благоприятных условиях кончит тем же, чем кончили его предкикрестоносцы, т. е. порабощением его себе»
[664].
Следует сказать, что в исследуемый период изменились формы оказания помощи православным христианам Востока. Дело уже не ограничивалось простой передачей денег на храм, монастырь, утварь или книги. Появилась возможность получения соответствующего образования как в России, так и в самих балканских провинциях, в чем им оказывалось максимальное содействие. Однако нельзя не заметить определенную осторожность российских синодальных и государственных деятелей в вопросе оказания помощи православным христианам Турции. Россия далеко не полностью использовала свое право покровительствующей державы в вопросах веры, так как характер церковного покровительства определялся внешнеполитическими приоритетами. Нежелание конфликта с Портой приводило в конечном итоге к ослаблению влияния православной церкви, и значительная часть православного населения была вынуждена принимать другие вероисповедания, что не могло не сказаться на дальнейшем развитии всего Балканского региона.
Заключение
Русско-сербские связи первой половины XIX в. являются неотъемлемой частью общеевропейских международных отношений этого периода. Материалы проведенного исследования убедительно свидетельствуют о том, что Россия сыграла принципиально важную роль в деле создания автономного Сербского государства и утверждения его в качестве субъекта международных отношений. Безусловно, помощь сербам и другим славянским народам европейских провинций Османской империи была лишь одним из аспектов российской внешней политики, направленной в целом на установление преобладающего влияния на Балканах. Однако этим ее значение не ограничивается. Объективно внешняя политика России на Балканах первой половины XIX в. способствовала освобождению южно-славянских народов от многовекового порабощения, образованию ими автономных национальных государств.
