По возвращении из Турции 70-летний Толстой стал одним из ближайших советников царя по дипломатической части. В 1716–1717 годах он сопровождал Петра в западноевропейской поездке, принимал участие в дипломатических переговорах в Амстердаме, Париже, Копенгагене. Он сумел, не разжигая дипломатического конфликта, вернуть из австрийских владений беглого Алексея Петровича, обещав ему отцовское прощение, а потом допрашивал его, был участником суда над ним и присутствовал на последней пытке, которая, возможно, и была причиной смерти царевича.
Заслуги Толстого были вознаграждены по достоинству: он получил щедрые земельные пожалования и стал действительным тайным советником «за показанную так великую службу не токмо ко мне, – говорилось в царском указе, – но паче ко всему отечеству в привезении по рождению сына моего, а по делу злодея и губителя отца и отечества». Петр Андреевич стал в 1722 году кавалером первого русского ордена Андрея Первозванного, а на коронации жены царя Екатерины в 1724 году был от нее пожалован графским титулом.
Граф и кавалер Толстой стоял во главе Тайной канцелярии восемь лет. В 1719 году его запечатлел придворный художник И. Г. Таннауэр. На портрете изображен пожилой, но бодрый человек в щегольском кафтане и модном парике с умным, волевым лицом и чуть ироничным взглядом прищуренных глаз. Тяжелый подбородок, тонкие сжатые губы, густые брови вразлет – может, художник несколько польстил модели (Толстому тогда было 74 года), но всё же изобразил не утомленного старца, а крепко сбитого вельможу себе на уме. «Человек очень способный, но когда имеешь с ним дело, то нужно держать камень в кармане, чтобы выбить ему зубы, если он захочет кусаться», – похоже, очевидцы не слишком исказили характеристику, данную Толстому хорошо разбиравшимся в людях царем Петром.
Судя по обилию должностей и трудов Петра Андреевича, в эти годы он таким и был – талантливым, деловым, лукавым, сохранявшим и в старости некоторое вольнодумство в духе своего века. «Жены у него нет, но есть любовница, которой содержание, говорят, обходится ему весьма дорого», – описал образ жизни графа молодой голштинский камер-юнкер Фридрих Берхгольц, приведя забавный рассказ о визите к Толстому своего герцога: гость «тотчас же обратил внимание на две совершенно различные картины, повешенные в противоположных углах его комнаты: одна изображала кого-то из русских святых, а другая нагую женщину. Тайный советник, заметив, что герцог смотрит на них, засмеялся и сказал, что удивляется, как его высочество так скоро все замечает, тогда как сотни лиц, бывающих у него, вовсе не видят этой обнаженной фигуры, которая нарочно помещена в темный угол».
[76]
Толстой не только возглавлял Тайную канцелярию, но еще и руководил в 1718–1721 годах Коммерц-коллегией, при этом не оставляя дипломатической службы: в 1719 году вел переговоры в Берлине; в 1721-м – ездил с царем в Ригу; в 1722–1723 годах сопровождал Петра в Персидский поход в качестве начальника походной канцелярии – в преклонном возрасте и при тогдашнем весьма относительном комфорте.
Тайной канцелярией он руководил не один, а стоял во главе своего рода коллегии, члены которой вместе подписывали приговоры: «По указу его императорского величества тайной советник и от лейб-гвардии капитан Петр Андреевич Толстой, генерал-порутчик Иван Иванович Бутурлин, от лейб-гвардии Преображенского полку маэор Андрей Иванович Ушаков, от гвардии от бомбандир капитан-порутчик Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев, слушав вышеписанного, присланного в Канцелярию тайных розыскных дел из Поместного приказа доношения, и челобития Степана Лопухина приговорили ‹…›».
[77] Документы показывают, что они работали слаженно; каждый мог получить конкретное царское распоряжение по тому или иному делу и приступал к исполнению с пояснением: «сей его царского величества указ в Тайной канцелярии объявил я, Иван Бутурлин». Но Толстой в этой команде был первым среди равных: он реже других бывал в застенке, но именно его подпись в документах Тайной канцелярии стояла первой из четырех; а самое главное – только Толстой в те годы был постоянным советником государя и докладывал ему о делах своего ведомства. Коллеги признавали его превосходство (иногда в документах его и именовали «первенствующим») и, посылая к нему экстракты дел, просили «о чем надлежит, по своему благоразумному рассуждению хотя и его царского величества доложить». Толстой требовал от подчиненных уведомлять его «токмо о нужнейших делах» и докладывал царю «по своему благоразумному рассуждению» то, что считал нужным, хорошо зная, что может интересовать того в первую очередь. Прочим «министрам» он отписывал: «Мнится мне, что трудить докладом царского величества не для чего» – или, наоборот, объяснял, что дело фискала Санина, «… чаю, надлежит доложить императорского величества, понеже изволил его величество мне повелеть, чтоб Санина казнить умедлить для того, что его величество изволил иметь тогда намерение сам его, Санина видеть».
С 1722 года Бутурлин уже не участвовал в делах Тайной канцелярии, а в следующем году из числа ее «министров» выбыл Скорняков-Писарев. В последние годы существования петровской Тайной канцелярии ею руководили Толстой и Ушаков. Указом от 13 января 1724 года Петр повелел, «чтоб при Сенате учинит кантору розыскных дел, также особливую полату для случающихся дел чрезвычайных; и, первое, когда какой розыск будет в Сенате, то дела оные там будут, а другое место для таких дел, как Шафирово случилос. Но сему месту быть без служителей, но, когда случай позовет; тогда на время брать». Петра беспокоили волокита и безалаберность работы загруженной делами сенатской канцелярии, где «секретные дела вынесены от подьячих черкасам, и зело удивительно, что как ординарные, так и секретные дела в Сенате по повытием». «Того ради, получа сие, учините по примеру Иностранной колегии, чтоб впредь такого скаредства не учинилось», – требовал он от сенаторов в указе от 16 января того же года.
[78]
Таким образом, Сенатская канцелярия должна была быть разделена на две части – общую и для секретных дел. Эта секретная часть включала в себя контору розыскных дел, а также особую палату для дел чрезвычайных – расследований деятельности высших чиновников, подобных вице-президенту Коллегии иностранных дел П. П. Шафирову (в 1723 году он за казнокрадство был лишен чинов и титулов и приговорен к смертной казни с конфискацией имущества, замененной ссылкой). В компетенцию конторы, надо полагать, вошли бы аналогичные розыски для менее именитых подследственных.
В том же январе по другому указу Тайная канцелярия должна была передать основную часть дел и колодников Преображенскому приказу. Возможно, этот указ инициировал сам ее первоприсутствующий, устав от текущей и малоинтересной работы, ведь большинство преступлений составляли различные «непристойные слова» в адрес власти.
При новом раскладе Преображенский приказ стал бы заниматься допросами и поркой неосторожных обывателей, а сенатор Толстой – действительно важнейшими делами, расследованием злоупотреблений персон самого высокого ранга.
[79] Надо отдать должное чутью графа: именно эти дела были наиболее актуальными в последние годы царствования и больше всего занимали царя; из 31 сановника, подвергшегося при Петре I уголовному преследованию, под судом оказался 21 человек – 26 процентов всех высокопоставленных госслужащих того времени.
[80]
