Оценить богатство знати при Николае I (1825–1855) непросто. Традиционной мерой имущества и положения в обществе считалось число принадлежащих аристократу крепостных крестьян. Крепостной труд, как правило, эксплуатировался в одной из двух форм. Крестьяне либо платили помещику деньги (оброк), либо несли трудовую повинность (барщина). Согласно имеющимся данным оброк в среднем увеличился (из расчета на одного мужчину-крепостного) от 3,12 в 1790-х годах до 7,5 к 1840-м и 10–15 серебряных рублей к концу 1850-х годов, однако этот рост, вероятно, почти соответствовал повышавшимся вследствие инфляции ценам. Барщина была земледельцам выгоднее: так, по утверждению ряда экономистов, в царствование Николая I доходы помещиков от поместий, где применялась барщина, были втрое выше, чем от земель, где крестьяне платили оброк. Оброк, однако, требовал незначительных управленческих расходов, тогда как барщина, то есть принудительный труд, как более жестокая форма повинности, требовала большего надзора. Кроме того, поместья, где существовала барщина, обычно были нацелены на получение значительных излишков зерна и, для того, чтобы эта система была действенной, требовался более или менее простой выход на рынки сбыта
[67].
Было бы, однако, грубой ошибкой оценивать доход поместий по числу крепостных и применению оброка или барщины. К 1840 — м годам в большинстве губерний имения с крепостными крестьянами стоили не намного дороже незаселенных земель. Доходы от поместий зависели от эффективности управления, плодородности почв, доступа на рынки и наличия промышленных предприятий. Например, в первые три десятилетия девятнадцатого века, от четверти до половины дохода князя Юсупова составляла прибыль, получаемая от заводов. На взгляд одного англичанина, посетившего Россию в конце 1820-х годов, помещики, владевшие крепостными, извлекали тогда огромные доходы из мануфактур
[68].
Во время путешествия по Российской империи, А. В. Гаукстгаузен отмечал значительное расхождение в величине прибыли, получаемой от поместий с равным числом крепостных. По его мнению, поместье возле Киева приносило около 20 000 рублей в год, а возле Одессы — 80 000 рублей. При этом земли в окрестностях Киева отнюдь не были плохими, по русским меркам, или непроходимыми зарослями. Стивен Хох, изучавший поместье князя Гагарина «Петровское» под Тамбовом, считал его «очень доходным», хотя ничем не выдающимся среди прочих в этой губернии. Прибыль от имения «Петровское» между 1845 и 1860 годами в среднем составляла 61 000 бумажных рублей (1815 фунтов), а годовая прибыль от этого поместья с обширными лесными угодьями высокой стоимости, с более 1800 крепостными (мужского пола) в 1859 г. чуть превышала один английский фунт из расчета на одного крепостного. Статистические данные Хоха вполне отвечают годовому доходу в 3437 фунтов, который, по имеющимся сведениям, получали в начале 1820-х годов, от имения и 4108 крепостных «душ», принадлежащих семье Головиных в менее плодородной Нижегородской губернии, при том, что в этом хозяйстве имелись ветряная мельница и множество превосходных мест для рыбного промысла. Несравнимо меньший доход давало другое имение Головиных, расположенное в Серьгиевском под Орлом, от которого, по имеющимся сведениям, при 286 крепостных (мужчин) в урожайный год поступал доход до 20 000 рублей. В 1820-х годах среднегодовой доход князя Бориса Куракина от имения, к которому было приписано 5000 крепостных, составлял 541 000 (преимущественно бумажных) рублей (15 000 фунтов), что соответствовало прибыли, получаемой Головиным от орловского имения, а не от нижегородского; возможно, тут имел значение тот факт, что основные поместья Куракина находились в Орловской губернии
[69].
С помощью таблиц 2.3, 2.4, 2.5 и 2.6 мы попытаемся дать статистическую картину расселения и структуры русской аристократии середины прошлого века. Сама по себе эта попытка весьма несовершенна не только потому, что данные о количестве крепостных крестьян, приводимая в таблицах, далеко не всегда отражает имущественное состояние помещиков, но также, потому что источники, на основании которых построены таблицы, не лишены недостатков. Материалы, опубликованные Редакционной комиссией, не давали полной картины по Уралу, а, следовательно, главные уральские дворянские семьи — Демидовы и Балашовы — в таблицы не вошли. В них также отсутствуют данные о таких губерниях, как Киевская, Волынская и Подольская; Киевская губерния была центром очень прибыльной для дворянства отрасли — сахароварения, а также районом, где находились, например, крупные имения Бобринских. Балтийские губернии, в которых уже не существовало крепостного права, само собой исключаются из рассмотрения. Поскольку в некоторых губерниях и особенно в С.-Петербургской данные были собраны неполно, а для некоторых уездов даны только фамилии помещиков, то установить распределение землевладельцев по различным уездам и губерниям по приводимым спискам весьма затруднительно. Тем не менее, при всех своих недостатках предоставленные Редакционной комиссией данные лучше, чем какие-либо другие, дают общую картину имущественного состояния русских помещиков накануне падения крепостного права
[70].
Таблицы 2.3 [
Таблица 2.3] и 2.4 [
Таблица 2.4] показывают, что имения дворян, владевших более 2000-ми крепостных в одной губернии, сосредоточены преимущественно в центральном сельскохозяйственном и центральном промышленном районах — в самом сердце Российского государства, а также в трех так называемых «левобережных» украинских губерниях: Черниговской, Полтавской и Харьковской.
