* * *
Человек Без Лица сказал правду – дверь в 208-й действительно оказалась не заперта. Ручка бесшумно повернулась под рукой. На всякий случай я выключил фонарик и неслышно вошел в комнату, стараясь разглядеть что-нибудь во мраке. Здесь, как и раньше, стояла тишина, ничто не шелохнулось. Ухо улавливало только потрескивание таявшего в ведерке льда. Я включил фонарик и запер за собой дверь. Раздался сухой, неестественно громкий металлический щелчок. На столе в центре комнаты стояла непочатая бутылка «Катти Сарк», чистые стаканы и ведерко со свежим льдом. Прислоненный к вазе серебристый поднос принялся играть лучом карманного фонарика, будто долго дожидался этой забавы. Словно принимая приглашение присоединиться к игре, цветочная пыльца в один миг наполнила комнату ароматом. Воздух загустел; мне показалось, что сила тяжести вдруг выросла и придавила меня к полу. Прижавшись спиной к двери, я какое-то время наблюдал возникшее в луче света движение.
Здесь опасно находиться. Вы нарушили границу, и у вас только один союзник – я. Помните об этом.
– Не свети на меня, – раздался из глубины комнаты женский голос. – Обещаешь не светить?
– Обещаю, – сказал я.
36. «Дружба прежних дней»
•
Как развеять злые чары
•
Мир, где по утрам звенят будильники
– Обещаю, – сказал я, но голос прозвучал как-то равнодушно и отчужденно, словно записанный на магнитофон.
– Нет, скажи, что не будешь мне в лицо светить.
– Не буду. Обещаю.
– Правда обещаешь? Не обманываешь?
– Конечно, правда, если говорю.
– Ладно. Может, тогда сделаешь нам виски со льдом? Мне льда побольше.
Голос явно принадлежал чувственной зрелой женщине, хотя звучали в нем игривые нотки девчачьего кокетства. Я положил фонарик на стол и, выровняв дыхание, стал при его свете готовить напиток. Открыл бутылку, положил щипцами в стаканы лед и плеснул виски. Нужно внимательно отслеживать в голове, что делают руки. На стене в такт движениям плясали большие тени.
Зажав два в стакана в правой руке и освещая дорогу фонариком в левой, я вошел в заднюю комнату. Воздух в ней показался мне немного прохладнее, чем тогда, во время моего первого визита в номер 208. Плутая в темноте, я вспотел, сам того не заметив, и теперь, остывая, тело ощущало холодок. Пальто я сбросил по дороге.
Помня о своем обещании, я погасил фонарь и сунул его в карман. Нащупав столик у кровати, поставил на него один стакан и сел чуть поодаль на стул с подлокотниками, держа свою порцию виски. В полной темноте оставалось полагаться только на память – хорошо, что я запомнил, где что стояло.
Зашуршали простыни. Женщина, не спеша, приподнялась в постели и, облокотясь о спинку кровати, взяла стакан. Легонько встряхнула, кубики льда стукнулись друг о друга, она сделала глоток. «Как звуковое оформление радиоспектакля», – подумал я о наполнявших тьму звуках, понюхал виски, но пить не стал.
– Давно мы не встречались, – начал я. Теперь голос звучал более естественно, привычно.
– Разве? – сказала женщина. – Я плохо в этом ориентируюсь. Что значит «давно»?
– Насколько я помню, ровно год и пять месяцев.
Она безразлично хмыкнула и добавила:
– Не помню…
Я поставил стакан на пол и закинул ногу на ногу.
– Выходит, в прошлый раз тебя тут не было?
– Была. В этой самой постели. Я вообще всегда здесь.
– Но я точно был тогда в номере 208. Этой ведь 208-й?
Она покрутила лед в стакане и сказала со смешком:
– Точно, да не точно. Ты был в другом 208-м номере. Вот это точно.
Фразы складывались у нее как-то нетвердо, отчего мне сделалось немного не по себе. Может, потому, что она выпила? В темноте я снял шерстяную шапочку и положил на колени.
– Телефон не работает, – сказал я.
– Знаю, – вяло отозвалась женщина. – Они его отключили. Хотя и знали, как я люблю по телефону разговаривать.
– Они что – держат тебя взаперти?
– Как сказать? Даже не знаю, – сказала она и коротко засмеялась. В потревоженном воздухе ее голос дрогнул.
– Побывав здесь, я потом долго думал о тебе, – говорил я, повернувшись в ее сторону. – Хотел понять, кто ты, что тут делаешь.
– Забавно.
– О чем только ни думал… И все равно – уверенности у меня еще нет. Одни догадки.
– Хм… – Мои слова, похоже, пробудили в ней интерес. – Значит, нет уверенности? Одни догадки?
– Да, – сказал я. – И знаешь, что я тебе скажу? Я думаю, ты – Кумико. Я не догадался сначала, а теперь все больше в этом убеждаюсь.
– Вот оно что? – помолчав немного, радостно поинтересовалась она. – Выходит, я – Кумико?
На какое-то мгновение я перестал понимать, что происходит. Появилось ощущение, что все получается не так: явился не туда, куда надо, и говорю что-то не то и не тому, кому нужно. Пустая трата времени, бессмысленный обходной маневр. Сменив позу, я сжал в темноте обеими руками лежавшую на коленях шапочку, желая убедиться в реальности происходящего.
– Да. Тогда все сходится. Ты все время звонила мне отсюда, хотела открыть какой-то секрет. Секрет, принадлежащий Кумико. Наверное, тот самый, которым настоящая Кумико в реальном мире никак не могла поделиться со мной. И ты хотела сделать это отсюда за нее, выразить особыми словами, как бы секретным кодом.
Женщина помолчала, потом взяла стакан, еще отпила виски и сказала:
– Интересно! Ну, если ты так думаешь, может, так оно и есть. Вдруг я и в самом деле – Кумико? Хотя не знаю… Но если это правда, тогда я должна говорить с тобой ее голосом. Разве не так? Какая-то путаница получается. Извини, конечно.
– Ничего, – отозвался я и снова уловил беспокойные, неестественные нотки в своем голосе.
Из темноты послышалось покашливание и слова:
– Ну, что же дальше? – Опять смешок. – Как-то непросто все. Ты спешишь? Можешь еще побыть?
– Не знаю. Трудно сказать.
– Погоди минутку. Извини. Хм… Сейчас все будет готово.
Я подождал немного.
– Итак, ты пришел. Искал и пришел, чтобы меня увидеть? – раздался из темноты серьезный голос Кумико.
Последний раз я слышал его в то летнее утро, когда застегивал молнию у нее на спине. За ушами Кумико пахло незнакомыми духами, которые ей кто-то подарил. Тогда она ушла и не вернулась. Этот прозвучавший в темноте голос – принадлежал ли он настоящей Кумико, или кто-то пытался подражать ей – вернул меня на миг в то утро. Я чувствовал аромат ее духов, видел повернутую ко мне спину, белую кожу. Во мраке воспоминания становились насыщенными, обретали куда более яркие краски, чем в реальной жизни. Я сильнее сжал в руках шапочку.
