С ранней юности она представляла себе поцелуи Кэма, однако реальность оказалась гораздо более чувственной, более страстной и более возбуждающей, нежели самые откровенные из фантазий. Губы Кэмдена оказались горячими и требовательными, а руки – беспощадными и настойчивыми, так что Пенелопа, оказавшаяся в самом эпицентре бури, уже не понимала, где именно она бушевала – за бортом или в ее душе.
Пен уже давно не была той наивной девятнадцатилетней девушкой, которая отвергла предложение Кэмдена, и она знала, как должен вести себя мужчина по отношению к женщине, которую уважает. В поцелуях же Кэма не было ни осмотрительности, ни ласки.
Едва слышный внутренний голос говорил Пенелопе, что она должна воспротивиться – ведь Кэмден сейчас обращался с ней как с продажной девкой из доков. Но как она могла ему отказать, когда все ее тело было охвачено чувственным пламенем, а до этого – всю свою жизнь – она ощущала лишь ледяной холод.
Тут язык Кэмдена раздвинул ее губы, и Пенелопа, не в силах более сдерживаться, стала отвечать на его поцелуи – на поцелуи мужчины, которого хотела всю свою жизнь. Прижимаясь к нему все крепче, она отчетливо ощущала его возбужденную плоть, упиравшуюся ей в живот, и мысли о том, что он сейчас страстно желал ее, необычайно возбуждали.
Все сильнее чувствуя пульсацию в лоне, Пенелопа выгнулась, касаясь Кэмдена бедрами, и он принялся тереться о нее, имитируя чувственное единение. Дыхание Пенелопы участилось, и она, закрыв глаза, всецело отдалась охватившим ее чудесным ощущениям – никогда еще она не испытывала ничего подобного.
А руки Кэмдена тем временем блуждали по ее телу, но Пенелопа не слышала, как разорвалось платье, только вдруг с изумлением ощутила коснувшуюся обнаженной груди прохладу. Когда же ладони Кэма обхватили груди, она вскрикнула, отдаваясь на волю судьбы. Мгновение спустя его пальцы уже теребили и пощипывали соски Пенелопы, а в глазах друга детства она разглядела все то же желание, что и несколько недель назад.
Удовольствие, которое она сейчас испытывала, граничило с болью, и все же ничего более восхитительного Пенелопа никогда еще не переживала. И никогда еще ее чувства не были так обострены.
Конечно, Кэмден вовсе не пытался быть нежным, но Пен не было до этого никакого дела; она готова была позволить ему что угодно – лишь бы он продолжал целовать, прикасаться к ней и обжигать дыханием страсти ее шею. И ей ужасно хотелось дотронуться до него, хотелось посостязаться с ним в умении возносить партнера на вершину наслаждения.
Собравшись с духом, Пен опустила руку и обхватила пальцами возбужденную мужскую плоть, оказавшуюся весьма внушительной и даже вызывавшую благоговейный страх. Пенелопа невольно содрогнулась, почувствовав неистовую пульсацию. При мысли о том, что такая мощь окажется в ней, у нее закружилась голова.
– Черт возьми, Пен!.. – простонал Кэмден, кусая ее за плечо.
Пенелопа замерла на несколько мгновений. Необузданность Кэмдена повергала ее в смятение, пугала и вместе с тем подогревала возбуждение до такой степени, что оно становилось непереносимым.
– Мне остановиться? – спросила Пенелопа, покрывая поцелуями шею Кэмдена. – Вели мне остановиться.
– Проклятье, нет, – со стоном ответил Кэм и тут же принялся теребить и покусывать ее набухшие соски.
Пенелопа тихо вскрикнула – очередная порция боли превратилась в пьянящее удовольствие. Чтобы разделить с Кэмденом эту сладостную боль, она снова обхватила пальцами его пульсирующую плоть. А он тем временем продолжал терзать ее соски.
Жар волнами струился по телу Пенелопы, и в какой-то момент сквозь окутывавший ее горячечный туман она внезапно ощутила руку Кэмдена на ноге поверх чулка. В это мгновение корабль в очередной раз тряхнуло, и ладонь Кэма накрыла ее лоно. Прикосновение оказалось настолько чувственным, что она снова вскрикнула. Когда палец Кэмдена погрузился в нее, она громко застонала и тут же вонзила зубы ему в грудь. Он вздрогнул, а потом одарил Пен ответным укусом в шею, а затем вдруг увлек подальше от окна. Судно же так сильно раскачивалось, что у Пенелопы закружилась голова. Хотя, возможно, виной тому была страсть.
Через несколько секунд Пен поняла, что Кэм пробирался вместе с ней к шикарной кровати, на которой она в одиночестве спала в течение последних двух недель, мучаясь от мысли, что любимый-то находился совсем рядом…
Задыхаясь от возбуждения, Пенелопа упала на матрас и тут же почувствовала, что Кэмден лег поверх нее. И тяжесть его тела оказалась такой незнакомой, такой завораживающей… О, как же ей хотелось, чтобы Кэм быстрее взял ее! Пенелопа схватилась за его сорочку и разорвала ее, умирая от желания прикасаться к нему обнаженному. Она была в эти мгновения такой же необузданной, как и он, но даже теперь, когда стало ясно, как сильно он ее желал, Пен боялась, что счастье закончится еще до того, как она успеет досыта им насладиться.
А Кэм тем временем ласкал ее груди, сжимая их и целуя соски. В перерывах же между ласками отрывисто говорил:
– Поцелуй меня… Прикоснись ко мне… Обними… Да-да, здесь… Ты такая красивая… Я хочу тебя… Вот так… Еще сильнее… Нет, не останавливайся.
И от этих его коротких горячечных фраз своенравное сердце Пенелопы взмывало ввысь подобно пляшущей на волнах яхте. С необычайной страстью, от которой желание Пенелопы разгоралось еще сильнее, Кэмден вдруг принялся покрывать поцелуями все ее тело – целовал даже в живот, все еще прикрытый тканью сорочки. Пенелопа помнила, что где-то между окном и кроватью потеряла корсет, но на ней все еще оставалось платье, подол которого Кэм внезапно задрал, а потом…
Пенелопа вскрикнула, когда Кэмден сорвал с нее панталоны, которые, впрочем, и до этого не очень-то ему мешали. В следующее мгновение Кэм схватил ее за ноги и резко раздвинул их в стороны. В этот самый момент яхту сильно тряхнуло – казалось, сам океан протестовал против такого напора.
Тяжело дыша, Кэмден пробормотал:
– О, Пен, ты сводишь меня с ума…
Судорожно хватая ртом воздух, Пенелопа крепко обняла его за шею. Заниматься любовью в такую качку – все равно что нестись галопом на диком необъезженном скакуне, так что было совершенно непонятно, что у них из этого получится.
– Я думаю, мы оба сошли с ума, – прошептала она в ответ.
Молния сверкала снова и снова, так что каюта была почти все время ярко освещена. Кэмден же пребывал в таком отчаянии, какого Пен еще ни разу в нем не замечала. Ее будоражила мысль о том, что именно она, Пенелопа Торн, сотворила с ним подобное. И тут он вдруг заявил:
– Мне нужно больше, чем это.
– Кэм, помолчи. – В этот момент Пенелопа пыталась расстегнуть его бриджи.
Внезапно где-то наверху раздался оглушающий треск – как если бы сломалось огромное дерево. Яхта тотчас устремилась вниз, заставив Пен подскочить на кровати. Будь Кэм сейчас обнажен – мгновенно бы оказался в ней.
– Скажи, что дашь мне больше, – прохрипел Кэмден.
