– Посвятив всю свою жизнь тому, чтобы очистить семейное имя от грязи, ты связался с женщиной с сомнительным прошлым и бунтарскими замашками.
Кэмден криво усмехнулся.
– И поэтому ты пытаешься стать идеальной герцогиней? – Пен поморщилась, услышав нотки сарказма в голосе мужа, когда он произнес слова «идеальная герцогиня». – Ты называешь меня «вашей светлостью» и пытаешься слиться с обоями именно для этого?
– Я не хочу быть причиной лишних проблем. – Пенелопа в очередной раз судорожно сглотнула. – Конечно, я не могу избавиться от некоторых свойств Торнов и не могу положить конец сплетням, но я могу попытаться стать достойной супругой герцога.
Кэмден досадливо поджал губы.
– Ты такая и есть.
– Да, очевидно… – Во взгляде Пен читалось недоверие.
Тут Кэмден взял ее за плечи и проговорил:
– Поверь, Пен, ты – именно та женщина, на которой я хотел жениться.
«О Боже!» – мысленно воскликнула Пенелопа. Это было слишком даже для ее затуманенного любовью разума.
– Кэм, ты всегда был джентльменом до мозга костей, но не стоит лгать мне.
– И ты, Пен, – единственная женщина, которой я когда-либо делал предложение. Причем делал его дважды. Как еще продемонстрировать тебе свою преданность? – Кэмден крепче сжал плечи жены, и ей показалось, что он хотел ее встряхнуть. – Как столь умная женщина может быть такой глупой?
Пен гневно взглянула на мужа.
– А как такой умный мужчина может ожидать, что женщина, обладающая хоть какой-то долей интеллекта, поверит в такую откровенную ложь? Мы оба знаем, что твое сердце принадлежало Марианне Ситон.
Кэм выпятил подбородок.
– Только не мое сердце, – заявил он.
– Но именно она была твоим выбором, разве не так?
Кэм пожал плечами.
– Просто она тогда представлялась мне наиболее удобной кандидатурой, вот и все.
– А я нет, верно?
– Вообще-то я обнаружил, что очень благодарен судьбе за то, что моей женой стала именно ты, Пен.
– Не представляю, почему ты так решил.
Кэмден в раздражении провел ладонью по волосам.
– Я знаю, джентльмен не должен говорить подобных вещей, однако… Как бы я ни восхищался леди Марианной, жизнь с ней была бы лишена… возбуждения.
Пенелопа хмуро взглянула на мужа.
– Но излишнее возбуждение может причинять неудобство…
– Нет, оно может заставить мужчину радоваться тому, что он живой человек. Оно может заставить его каждое утро с нетерпением дожидаться встречи с женой, а потом – наступления ночи, когда можно будет снова отправляться к ней в постель.
Пен залилась краской.
– Чувственное влечение может угаснуть.
Кэмден решительно покачал головой.
– Нет-нет, с каждым днем я хочу тебя все сильнее.
«Будь осторожна, Пен, – говорила она себе. – Если примешь его слова слишком близко к сердцу, он снова его разобьет».
– Мы поженились совсем недавно, и ты, Кэм, скоро пресытишься.
– Ты ведь сейчас смотришь на меня, верно, Пен?
Пенелопа невольно нахмурилась, не понимая, почему муж так резко сменил тему разговора.
– Да, смотрю. И что же?
– Я пообещал, что когда ты поднимешь глаза, я расскажу, что еще восхищает меня в тебе. Помнишь?
– Полагаю, это испытываемое тобой желание. – Пен постаралась сделать вид, будто она недовольна. В то время как правда состояла в том, что она грелась в его внимании точно кошка в солнечных лучах в холодный день.
– Ох, Пен, мне кажется, ты намеренно концентрируешь внимание именно на этих сторонах нашего брачного союза. Но после трех недель семейной жизни я должен сказать следующее… Поверь, мне все в тебе нравится. Даже когда ты хандришь как школьник, вынужденный на каникулах сидеть дома из-за непогоды.
– Ну, я не настолько ужасна, – возразила Пен, немного уязвленная словами мужа.
– Именно настолько. Но сегодня я намерен все исправить.
«Как можно так безумно его любить – и одновременно испытывать желание поколотить?» – промелькнуло у Пенелопы. Заставив себя улыбнуться, она сказала:
– Что ж, жду с нетерпением.
Тут Кэмден коснулся губами ее губ, и это был по-настоящему нежный поцелуй, так отличавшийся от тех страстных и неистовых поцелуев, что он дарил ей в постели. Пен уже хотела прильнуть к мужу, но он, отстранившись, проговорил:
– Более всего меня восхищает в тебе, дорогая Пенелопа, твоя смелость. Да, именно это всегда восхищало меня с тех самых пор, как ты поскакала верхом на хромом пони в возрасте трех лет.
Сердце Пен затрепетало в груди, вызвав головокружение. «О Господи, что же теперь делать?» – подумала она. Когда Кэмден говорил такие вещи, когда заставлял ее чувствовать себя так, словно он один мог заглянуть ей в душу, Пенелопе хотелось растаять. И, что еще хуже, ей хотелось признаться, что она отчаянно его любила.
– Мне действительно потребовалась смелость, чтобы выйти за тебя замуж, – сказала Пен, надеясь, что Кэмден не заметил, какие силы она прикладывала, стараясь ничем не выдать своих истинных чувств.
Ее ответ не разозлил Кэмдена, и Пен невольно подивилась: «Куда же девался гнев, клокотавший в его душе, когда мы ехали в экипаже?»
– Да, верю, – ответил Кэмден. Его прожигающий насквозь взгляд заставил Пен почувствовать себя очень неуютно. Муж словно пытался заглянуть ей в душу, – но ведь у нее имелись тайны… Такие, например, как любовь к нему, а также обещание, данное Гарри.
– А теперь я хочу, чтобы ты нашла в себе смелость стать самой собой, – продолжал Кэмден. – Я хочу, чтобы ты нашла в себе силы выстроить из нашего брака что-то стоящее. Что-то крепкое и надежное.
– Лондон этого не одобрит, – пробормотала Пен. Она не доверяла этой резкой перемене в настроении мужа. Ведь всю свою жизнь она знала: Кэм хотел обзавестись покорной женой. И он должен был знать, что если она станет самой собой, то уже никто не сможет назвать ее покорной.
– Зато я одобрю. И помни: примерная герцогиня должна ублажать своего герцога, – добавил Кэмден с улыбкой.
– Вряд ли ты повторишь это, когда все начнут жалеть тебя из-за того, что ты женился на дурно воспитанной женщине.
Темные брови Кэмдена взлетели вверх.
– Если перестанешь одеваться как столетняя старуха, в обществе настолько ослепнут от твоей красоты, что уже никому не будет дела до твоих слов или поступков.
Пенелопа нахмурилась. Хотя Кэм, возможно, был прав.
– Но платье, в котором я была сегодня, стоило тебе целое состояние.
Кэмден тихо рассмеялся.
