Кэм внимательно посмотрел на жену.
– Как сильно Лит тебя ударил?
Однако Пен не улыбнулась. И невольно сжала кулаки – как если бы собиралась ударить мужа. И Кэму вдруг захотелось, чтобы она сделала это.
– Не разговаривай со мной как с умалишенной.
– А мы не могли бы возобновить эту беседу после того, как поедим и немного отдохнем? И желательно – в таком месте, где нет этого зловония… – проговорил Кэмден.
Но Пен по-прежнему выглядела как средневековая мученица, готовившаяся к сожжению на костре. И Кэм почувствовал, как его охватывает отвращение к самому себе. Он проделал отличную работу, и теперь его жена считала, что ненавистна ему. Как же он теперь жалел о своей вспыльчивости. И не только об этом. Вопрос состоял в том, сможет ли он сократить зияющую между ними пропасть шириной с Атлантический океан. Ох, скорее всего, у него ничего не получится…
– Разговор не займет много времени, – решительно заявила Пенелопа.
Но ведь они оба невероятно устали… А Пен еще и получила травму. Должно быть, в ее голове пульсировала такая боль, словно по ней колотили молотком. К тому же ему невыносимо было видеть свою жену в таком убогом заведении. Однако… Что ж, если Пен хотела поговорить сейчас, он поговорит. Даже если будет чувствовать себя при этом так, словно она вытаскивает его внутренности.
– Говори, что хотела, – пробормотал Кэм, опустившись на неприбранную постель.
– Только не делай страдальческий вид, – проворчала Пен.
И тут Кэмден вдруг решил сказать то, что понял в течение нескольких жутких мгновений там, в Ла-Манше. А потом – еще раз, когда Лит нанес Пенелопе удар. Но он был гордым человеком, поэтому слова давались ему с огромным трудом, когда он, наконец, проговорил:
– Я не хочу тебя потерять.
Пен, казалось, его не поняла.
– Пора перестать играть роль рыцаря, Кэм. Ты больше не несешь за меня ответственность.
– Ошибаешься! – В голосе вскочившего на ноги Кэмдена, казалось, прозвучала угроза.
– Помогая Гарри, я тебя обманула, – продолжала Пенелопа. – Я знаю, какое отвращение ты питаешь к скандалам – тем не менее я тебя ослушалась. – И сейчас Пен выглядела настоящей герцогиней, гневно сверкающей глазами даже в этой убогой комнате в трущобном районе Ливерпуля. – Более того, если нечто подобное случится снова, я поступлю точно так же. Мне ужасно жаль, что ты разозлился. И мне ужасно жаль, что вся эта история попала в газеты. Но я нисколько не сожалею о том, что сделала.
– Я тебя прощаю.
Губы Пен тронула язвительная улыбка.
– Нет, не прощаешь. И не должен. Сейчас я поступаю так, как будет лучше для тебя.
– И возьмешь всю вину на себя, полагаю, – язвительно произнес Кэм. – Пен, я хочу, чтобы ты осталась.
– Как мило с твоей стороны…
– Я не пытаюсь быть милым, черт возьми!
Пен одарила мужа полным жалости взглядом.
– Конечно же пытаешься. Но я больше не стану пользоваться твоей добротой. Я дарю тебе свободу.
– Но я не хочу быть свободным! – Кэм отчаянно боролся с желанием заключить Пен в объятия и целовать ее до тех пор, пока она не замолчит. Однако внутренний голос подсказывал: выиграть эту битву он должен с помощью одних лишь слов.
Но, увы, он никогда не умел разговаривать по душам. Особенно в тех случаях, когда дело касалось чувств.
– Возможно, я уже ношу под сердцем твоего наследника. – С выражением лица, которого Кэмден не смог понять, Пен приложила руку к животу. – Я знаю, это моя обязанность родить тебе ребенка.
Кэм в изумлении смотрел на жену. Но при мысли о том, что она, возможно, носила его ребенка, по его телу прокатилась сладкая дрожь.
– Значит, для тебя это всего лишь обязанность, Пен?
Вместо ответа она обхватила плечи руками. В комнате было довольно прохладно, но Кэм знал, что жена дрожала не только от холода.
– Мне очень жаль, что я сломала тебе жизнь, – продолжала она.
– Какой вздор.
На лице Пен вновь проступила бледность.
– И мне жаль, что я обманула твое доверие. Но позволь хотя бы объяснить тебе, почему я это сделала.
Кэмден резко отмахнулся – словно не желал ничего слушать.
– Я и так знаю, почему ты так поступила. Ты сделала это во имя любви. Ибо ты все делаешь во имя этого чувства.
Забыв о самобичевании, Пен пробормотала:
– Но ведь ты не веришь в любовь…
– Я верю в тебя, – тихо произнес Кэм.
– Не понимаю. – Признание мужа ничуть не смягчило Пен. – Еще не так давно ты меня ненавидел.
Кэм со вздохом прошелся по комнате. Взглянув на жену, произнес:
– Я был очень зол.
– Мягко говоря.
– А еще – мне было больно, – с трудом вымолвил Кэмден.
Они оба знали, чего стоило ему это признание. С раннего детства Кэм прилагал все силы к тому, чтобы отречься от какого-то ни было проявления чувств. Он с полным правом мог винить своих родителей за то, что они отравили ему жизнь мерзкими сплетнями о его происхождении. Но сейчас он наконец-то понял: самым большим их преступлением было то, что они заставили его утратить веру в глубокие чувства.
Пен молчала, а Кэм напомнил себе: чтобы выиграть эту битву, он должен был распахнуть перед ней свою душу.
– Всю свою жизнь я держал людей на расстоянии.
– Знаю.
– Но тебя я держать на расстоянии не могу.
– Это всего лишь страсть, не более того. Перестав меня желать, ты тут же напомнишь мне о моем месте.
При этих словах жены Кэмден мысленно воскликнул: «Господи, какой же эгоистичной свиньей я оказался!» Судорожно сглотнув, он пробормотал:
– Твое место всегда рядом со мной, Пен.
Она подошла к окну и посмотрела на улицу. Хотя стекла были настолько грязны, что разглядеть сквозь них что-либо не представлялось возможным.
– Прошлой ночью ты так не думал, Кэм.
Кэм провел ладонью по волосам.
– Перестань использовать мою вспыльчивость в качестве причины для побега. – Он не привык извиняться. Поэтому слова прозвучали неловко. – Прости меня за тот приступ гнева. Ты – единственная женщина в мире, превращающая меня в сумасшедшего.
Пен, не обернувшись, ответила:
– И это причина для того, чтобы расстаться.
Кэмден сделал шаг к жене.
– Черт возьми, Пен! Ты ошибаешься. Это определенно причина для того, чтобы остаться и сделать меня человеком.
Пен наклонила голову и теперь смотрела на свои руки, лежавшие на грязном подоконнике. Ее собранные на макушке волосы казались слишком тяжелыми для такой хрупкой шеи.
