– Мадам, а кого вы почитаете святее – Святого Августина или Святого Фому?
Виконтесса сначала замешкалась с ответом, но затем, набравшись своего обычного апломба, объявила, что конечно же святого Фому, причем было понятно, что она, если и подозревала о существовании такого святого, то ни единой строчки, им написанной, сроду не читала. На лицах появились улыбки. Мадам де Рамбуйе, как всегда, покоившаяся на кровати, прикрыла рукой рот, не дав прорваться смеху. А весьма далекая от того, чтобы заподозрить поэта в столь изощренном издевательстве, мадам д'Оши искренне поверила, что тот принял всерьез и оценил должным образом ее глубокую эрудицию.
Находясь постоянно в поиске удачных моментов для розыгрышей, Вуатюр однажды использовал такой момент, чтобы заявиться в Голубую комнату в кардинальском обличье, а мадемуазель Поле тогда переоделась продавщицей вафельных трубочек. Еще один член этой компании весельчаков, Антуан Годо, собрал по улицам юродивых и всякого рода феноменов и привел их толпой в Отель Рамбуйе. Старший сын хозяйки салона, маркиз де Пизани, время от времени писал и распространял сатиры, высмеивающие манеру Шаплена обуваться. А Арно де Корбевиль, еще более находчивый, чем его товарищи по ребяческим шалостям, навел панический ужас на саму госпожу де Рамбуйе, приведя неожиданно к ней в салон двух медведей, встреченных им на каком-то перекрестке.
Маркиза не только не сердилась на молодежь за шутки, даже самые рискованные, а, напротив, поощряла членов «специального корпуса» и поддерживала буйство их фантазии собственным примером, потому что сама обожала мистифицировать своих друзей. Особенно большое удовольствие она получала, когда вынуждала заговариваться Антуана д'Омона, графа де Шатору, забавного человека, известного тем, что он то и дело начинает грезить вслух, доходя в своих разглагольствованиях до полного бреда, а с другой стороны, заставляя паясничать старого поэта Ожье де Гомбо, который брался обучать дам танцевать так, как было принято по дворцовому этикету в старые времена, а кавалеров – орудовать на лужайке шпагой в соответствии с методикой мэтра Плювинеля, преподававшего фехтование в знаменитой когда-то академии.
Иногда летом молодежь из Отеля перемещалась за город – порой в замок Рамбуйе, где приятно проводила время, разыгрывая то комедию Теофиля де Вио «Пирам и Тисба», то позже «Софонисбу» Мере, а порой – в поместье мадам де Вижан Ла Барр, дивное местечко! – для того, чтобы представлять пасторали, живые картины или плясать деревенские танцы.
Однажды наши шутники явились в карете к воротам Помпонна – замка семьи Арно, причем впереди шли юноши, переодетые в паладинов времен короля Артура, размахивая сплетенными из соломы копьями и картонными щитами.
Дух веселья и язвительность, составлявшие вечное оружие юных повес из Отеля, почти сразу же возбудили к ним неприязнь ученых его завсегдатаев – всех этих шапленов, конраров, бальзаков, менажей, менадьеров и прочих, – которые с трудом переносили их поддразнивания и шуточки. В то время как эти последние только и мечтали, что сделать из Голубой комнаты храм педантизма, суровых проповедей, торжественных речей и диспутов по грамматическим проблемам, молодежь упрямо билась за приоритет над всем Его Величества Смеха. Две группы вступили в упорную и непримиримую, но поначалу глухую борьбу. Однако в 1635 г. ученые мужи нашли в лице Шарля де Сен-Мора, маркиза де Монтозье, – господина, буквально нафаршированного эрудицией, и поэта, пишущего довольно тяжеловесные стихи, недавно появившегося на собраниях во дворце Рамбуйе, – союзника, готового помочь им выковать победу. Маркиз по уши влюбился в Жюли д'Анженн и возымел надежду на ней жениться. К несчастью, девушка весьма холодно приняла чувства этого сварливого воздыхателя и предоставила ему ожидать перемены отношения к нему до лучших времен. Так сказать, после дождичка в четверг… Маркиз, связанный с военной службой, подолгу жил далеко от Парижа. И вот в его отсутствие ученые взяли да и покинули Отель, где царили шутники. И тогда, расценив это как охлаждение к себе и своему салону, мадам да Рамбуйе загоревала. И не просто загоревала, а приложила все силы, чтобы вернуть беглецов на улицу Сен-Тома-дю-Лувр, и на время возвратила их. А потом это время растянулось… Мера была вынужденной: умная хозяйка салона прекрасно понимала, что хвалы, возносимые ее дому этими пусть и нудными, но уважаемыми людьми, укрепляют его репутацию. Но дело было не только в доброй славе дома: хорошо знакомая с вспыльчивостью своих друзей и их способностью раздражаться из-за любой ерунды, она пуще всего боялась, как бы эти честолюбцы не превратились из льстецов в злейших обличителей.
К концу 1637 г. все успокоилось, и слава салона мадам де Рамбуйе засияла ровным и немеркнущим светом. Как при Дворе, так и во всей столице (да что там в столице – во всей Франции) кажется, не осталось человека, сохранившего хоть тень сомнения в том, что Отель Рамбуйе – истинный рай для всех, кто наделен изысканными манерами, обладает блестящим умом, широко образован и умеет быть по-настоящему любезным, что здесь ему нет равных, и никакого соперничества уже опасаться нечего.
Однако в это же самое время на сцене появляется еще одна почти уже позабытая нами героиня, способная на самые рискованные поступки. Речь идет о мадам д'Оши. Поняв, что ее собственный салон явно попал в тень куда более знаменитого, она решила круто изменить ситуацию: для начала пошатнуть как престиж соперничающего с ее собственным алькова, так и – заодно – академии Сорока, а в результате занять главное место под солнцем. Этому должны были поспособствовать намеченные ею в качестве «вождей» движения два человека: мелкий интриган аббат де Серизи и еще один аббат по фамилии д'Обиньяк, этот – исполненный желчи и черной меланхолии. Именно на них и делалась ставка. Основывая при их помощи новую академию, мадам д'Оши и рассчитывала поймать своих двух зайцев. Началась активная пропагандистская работа по заманиванию в литературную «западню» литераторов и прочих выдающихся людей. Шаплен, обиженный травлей со стороны многих приятелей, предпочел рассориться с ними, лишь бы только не принять участие в том, что было им названо «самой смешной новинкой нашего времени». Но другие писатели, в особенности Конрар, купившись на обманчивые приглашения, легко попались в сети, расставленные виконтессой.
Созданная с ошеломляющей быстротой организация обосновалась в Отеле д'Оши, располагавшемся теперь на улице Старых Августинцев. Понять, чем, собственно, тут должны были заниматься, трудновато. До нашего времени дошел только один документ, из которого можно выяснить, что затевалось нечто вроде суда, в котором председательствовала основательница академии, а судьями должны стать «женщины, обремененные годами и не обремененные здравым смыслом», составлявшие как бы ее «двор», выслушивавшие оратора и публично выносившие приговор только что продекламированной им писанине.
Первое заседание Академии состоялось, как нам представляется, во вторник 19 января 1638 г. в присутствии шумной толпы бездельников и зевак, среди которых были затиснуты, да так, что чуть не задохнулись, молодой Таллеман де Рео, привлеченный необычным зрелищем, и один из самых злостных насмешников Отеля Рамбуйе Николя Абер. Полуслепая и совершенно дряхлая мадам д'Оши царствовала на подмостках, окруженная дамами-судьями. Одна из дам известна: это Маргарита де Вион, мадам де Сенто, бывшая возлюбленная Вуатюра, уже несколько лет проявлявшая несомненные признаки умственной неполноценности.
