Стамбульцы практически не прибегают к помощи часов. Имеется, правда, несколько солнечных циферблатов — по большей части на стене мечети, но погода не всегда позволяет ими пользоваться. Зато мечети и медресе располагают водяными часами, которые достаточно точно указывают время различных молитв. Эвлийя Челеби писал, что из всех часов в Стамбуле самыми верными считаются те, что установлены в мечети Баязида II
. Таким образом, религиозная функция муэдзина удваивается практической пользой в обыденной жизни. Но вследствие того, что его призывы связаны с положением солнца на небосводе, рабочий день стамбульца летом длиннее, чем зимой, так как всякая деятельность ежедневно возобновляется вместе с солнечным светом и гаснет вместе с ним же. Это разумеется само собой: средства освещения еще примитивны. Масляные лампы, свечи или факелы — у кого как, в зависимости от материального достатка, — могут, конечно, в какой-то мере возместить отсутствие дневного света, но с наступлением ночи каждый возвращается к себе домой, и долгие бодрствования случаются редко. После захода на улицы не выходят, разве что ради ночной молитвы в одной из соборных мечетей. Впрочем, и полиция со своей стороны возбраняет всякое хождение по ночным улицам.
Нужно заметить, что для мусульманина сутки начинаются и кончаются не в полночь, а в момент захода солнца. Так, ночь на пятницу соответствует той, что по нашим представлениям заключена между заходом солнца в четверг и его восходом в пятницу
. Названия дней недели отличаются, за исключением пятницы, от тех, что приняты в арабском календаре, — частично они заимствованы у персов. Священный для мусульман день пятница называется джума (собрание), так как в этот день верующие собираются после полудня в соборной мечети, джами. Суббота — джумартеси (джума эртеси), что означает «следующий за пятницей день». Воскресенье — пазар. Понедельник — пазартеси (пазар эртеси) — «следующий за воскресеньем день». Вторник — сали. Среда — чаршамба. Четверг — першембе. Месяцы у турок — это месяцы лунного года, состоящие, как и у всех мусульман, попеременно из 29 и 30 суток; всего же в лунном году 354 дня. Этот отрыв от солнечного года в одиннадцать суток приводит к тому, что в каждом солнечном году рамадан приходит на одиннадцать суток позже, чем в предыдущем.
Ритм рабочего дня нетороплив. Никто никуда не спешит, всё, напротив, делается с разумной медлительностью, которая проявляется и в долгом обмене приветствиями между друзьями, соседями, коллегами; и в деловых переговорах — например при заключении коммерческих сделок. Все идет своим ходом, спокойно, без напряженности, и все приходит к своему естественному завершению вовремя. Такова, говоря коротко, жизненная философия турка. Если на улице и встретится кто-либо, идущий торопливой походкой или чем-то явно возбужденный, то это либо янычар, который часто бывает от выпивки навеселе, либо некто, желающий придать себе в глазах окружающих больше веса, а потому подражающий европейским манерам. Вообще-то, турецкая медлительность вовсе не равнозначна ни безразличию ко всему на свете, ни лености: турок умеет довести свое дело до конца, когда берется за него. Прибегая к метафоре, можно сказать: у него подметки из свинца — зато он твердо стоит на земле и уверенно ступает.
Итак, день начинается с протяжного призыва муэдзина, который будит жителей квартала, напоминая им, что пора совершить утреннюю молитву. Стамбулец встает со своего более или менее удобного ложа, обычно состоящего из соломенного тюфяка, скатывает его и укладывает вместе с одеялом в стенной шкаф или же оставляет уборку постели жене или кому-либо из домашних (среди последних числятся и слуги). Перед тем как приступить к утренней молитве, он совершает недолгие омовения, которые состоят в следующем: он чистит зубы, полощет рот, затем промывает нос, втягивая в него воду из пригоршни; проводит мокрой рукой по лицу и голове и старательно моет кисти рук и предплечья. Это — туалет, так сказать, «в общих чертах», и он должен, в принципе, повторяться в течение дня пять раз, перед каждой молитвой. С бóльшим тщанием он проводится перед входом в мечеть, где с этой целью установлены фонтаны; полностью же, обстоятельно он совершается в «банный день» недели или в «банные дни» недели — в хамаме
.
Умывшись, он начинает одеваться. Этот процесс варьируется в зависимости от социального положения, ранга и достатка. В частности, он может служить выставлением напоказ роскоши. Костюм турка всегда вызывал у европейских путешественников удивление, как, впрочем, и наоборот: «Наша манера одеваться им кажется столь же странной, насколько их одеяния представляются нам необычными»
. О подробностях этих «одеяний» мы можем узнать из описания, оставленного одним из наших реалистически мыслящих путешественников: «Их одежда гораздо более приспособлена к тому, чтобы скрыть недостатки фигуры, нежели наша со всеми ее вычурными округлостями и рюшами, которые ныне во Франции в моде. На голое тело они надевают кальсоны (дон) и ниспадающую на кальсоны нижнюю рубаху (гёмлек), рукава которой такой же длины и таким же разрезом, как у наших женщин. Поверх рубахи они надевают долиман, который, подобно сутане, покрывает все тело до пят, имеет узкие рукава с закруглениями около кистей рук. Долиман шьется из полотна, тафты, атласа и других дорогих и изысканных тканей; зимой же к нему подстегивается материя из хлопка. По талии, сверху долимана, принято подпоясываться, причем пояс, при нужде, может служить и тюрбаном — в последнем случае он обматывается не вокруг талии, а вокруг головы. Иногда же тюрбаном служит особый ремень из кожи шириной в два-три пальца, украшенный золотыми или серебряными пряжками… За пояс они затыкают два больших платка, по одному с каждого бока, а также подвешивают большой табачный кисет, в котором помимо табака носят и деньги, и множество разных вещей, а иногда даже и важные бумаги, используя кисет примерно так, как мы наши карманы. Туда же, в кисет, кладут они и свои платки, как только те сомнутся или загрязнятся. На долиман они надевают фередже, одежду, напоминающую наш домашний халат. У нее широкие и длинные, в длину руки, рукава, хотя в эти рукава руки они, по большей части, не вдевают, и, таким образом, фередже оказывается родом плаща. Зимой фередже подстегиваются богатым мехом. Турки, располагающие денежными средствами, из всех мехов предпочитают самур — соболя. Для того чтобы соболиным мехом подбить фередже, требуется от четырех до пяти сотен пиастров, и они сумму эту тратят охотно. На ноги они надевают чулки (как раз в длину ноги), а ступни обувают в легкие первосортной работы туфли из мягкой кожи желтого или красного цвета. Называют они эти туфли мест»
.
Описанную Турнефором фередже часто еще называют кафтан. Кафтану турки стремятся придать самый роскошный вид, если имеют к тому возможность: «Они (кафтаны) шьются из английских, французских и голландских сукон различных цветов — ярко-красного, цвета мускуса, кофейного цвета, цвета зеленых оливок. Они ниспадают до пят, подобно одеяниям древних»
. Когда Великий Господин желает удостоить чести кого-либо, например удачливого военачальника, то одаряет его роскошным кафтаном, обычно в таких случаях подбитым дорогим мехом. Турки вовсе не пренебрегают парадной функцией своего костюма: «Что касается разнообразия в одежде, то оно здесь (в Турции), как и везде, определяется в первую очередь различием в ранге и достоинстве носящих эти одежды персон — начиная с птиц самого высокого полета и кончая теми, кто на самом низу. Однако каким бы ни было положение турка, он стремится одеваться в сукно и меха. Я говорю о сукне, так как хотя его цена высока, я не видел другой такой страны, где бы простой народ был лучше и чище одет, чем в Турции»
. Сукна, в Стамбуле столь востребованные, в течение долгого времени оставались одним из предметов фактической венецианской монополии на ввоз в Османскую империю дорогих тканей (бархата, атласа, парчи и др.). Однако мало-помалу монополия Венеции подтачивалась конкуренцией: англичане, голландцы и французы научились производить «сукна для Леванта», то есть отвечающие тамошним потребностям. Все они, независимо от страны-производителя, назывались «лондонскими сукнами» — лондринами. «Франкские» негоцианты в Стамбуле вели между собой жесткую конкуренцию за захват и удержание рынков сбыта, что предполагало приведение европейской продукции в соответствие турецким вкусам. Именно эта тема обсуждается в письме (апрель 1686), которое было направлено обосновавшимися в Стамбуле французскими купцами руководству Средиземноморской компании
. Существуют и турецкие суконные фабрики, которые работают как на государство, так и на свободный рынок К тому же далеко не все турки столь богаты, чтобы покупать дорогое импортное сукно.
