Причем поначалу-то все было отлично. Я вообще люблю разговаривать с незнакомцами, особенно когда они незнакомки. Расспрашивать и отвечать на вопросы, удивлять, тормошить и смешить – все это мне очень нравится. Но отравить мне удовольствие легче легкого: достаточно превратить живой разговор в мертвую болтовню. То есть не вкладываться в него всем сердцем, а вежливо отвечать на мои усилия приличествующими случаю репликами, которые, в зависимости от подготовленности собеседника, могут оказаться и забавными, и остроумными, и полными интересной информации, но по ощущению – все равно, что иллюзорная еда, которой прежде питалась наша Базилио. Ни вкуса, ни запаха, ни тепла, ни влаги, ни намека на насыщение, хоть целый воз ее проглоти.
Леди Кекки Туотли называет такого рода беседы «щебетом» и говорит, на них не следует раздражаться, это просто отдельный разговорный жанр со своими правилами и особенностями; сама-то она великий мастер необязательной светской болтовни и умеет добывать из нее полезную информацию, в том числе неизвестную ее собеседникам – из совокупности мельком упомянутых фактов. А я – слабак. Нескольких минут достаточно, чтобы я, ощутив тщетность своих усилий, утратил вдохновение и сник. А через час уже можно начинать обдумывать завещание и потихоньку готовиться к похоронам.
Впрочем, я не настолько исполнен самопожертвования, чтобы доводить до такой крайности. В смысле обычно сбегаю от милого, приятного собеседника задолго до того, как у меня успевает как следует потемнеть в глазах.
Но сбегать от леди Кайрены после того, как сам, по собственной воле привел ее домой, попросил принести напитки и завел разговор, было бы форменным свинством. Сам виноват, не предусмотрел подобного поворота. До сих пор она казалась мне замечательной собеседницей; собственно, таковой и была, но у меня в гостиной не то от смущения, не то просто по привычке внезапно перешла в режим «светский прием» и принялась изрекать вежливые банальности, а на мои попытки оживить беседу захватывающими историями о старых добрых временах неизменно отвечала: «Потрясающе», и: «У вас удивительная жизнь, сэр Макс», но за этими репликами не было ни глубокого интереса, ни искреннего внимания, только напряженное старание вести себя подобающе и не попасть впросак.
Отсутствие живого отклика собеседника я чувствую очень остро, как жажду и голод, и страдаю ничуть не меньше, чем страдал бы от обезвоживания, пересекая пустыню, так что в этом смысле меня, к сожалению, не проведешь. Неудивительно, что уже через полчаса я начал прикидывать, очень ли сильно гостья обидится, если я вот прямо сейчас, наскоро попрощавшись, сигану в окно. Правильный ответ: «Да, очень». С примечанием: «Кофа мне не простит».
Ситуация осложнялась тем, что мы с леди Кайреной сидели в гостиной одни – сказал бы мне кто, что вечером в моем доме может оказаться настолько безлюдно, я бы только пальцем у виска покрутил.
По большому счету, я удачливый человек, грех жаловаться. Но иногда до смешного невезучий в мелочах. Вот и в тот вечер все мои домашние куда-то разбежались, даже своих гостей в заложниках не оставили. На месте было только зверье, причем Дримарондо, который теоретически мог бы камня на камне не оставить от нашей вымученной беседы, начав излагать свои оригинальные и даже отчасти шокирующие взгляды на угуландскую поэзию периода окончания Эпохи Орденов, при виде гостьи вероломно удалился якобы в свой кабинет проверять студенческие сочинения, а на самом деле, конечно, в направлении кухни, где господину профессору в любое время суток готовы выдать дополнительную сахарную кость. Друппи, простая душа, убедившись, что ни я, ни леди Кайрена не готовы вот прямо сейчас начать кувыркаться с ним на ковре и играть в догонялки в полутьме коридоров, немного помаялся, а потом устремился за своим другом. Я не держу обиды: на его месте и сам бы так поступил.
В гостиной остались только Армстронг и Элла, которым леди Кайрена явно понравилась: из нее получилась хорошая, теплая, спокойная подушка для двух любителей подремать между восьмым и девятым обедами. Но в качестве собеседников кошки, к сожалению, не настолько блистательны, чтобы с легким сердцем переложить на них обязанность развлекать гостью. У них на все реплики один ответ – громкий самодовольный «муррррр».
Дело кончилось тем, что я послал зов сэру Кофе. Вкратце объяснил ситуацию: «Помирился до такой степени, что леди сидит у меня в гостях, поэтому выручайте, я практически при смерти, больше не могу щебетать». Кофа, конечно, высказался в духе: «От этого, не поверишь, не умирают», – но был милосерден и принял меры. В смысле буквально четверть часа спустя ввалился в гостиную в сопровождении моей любимой соседки, хозяйки единственного в городе трактира традиционной урдерской кухни и по совместительству наваждения, вернее, овеществившегося сновидения одного очень старого дерева. Даже жаль, что происхождение леди Лари тайна, в том числе, от нее самой, потому что это, конечно, прекрасный, исчерпывающий ответ на мучающий всех городских сплетниц вопрос: кем надо быть, чтобы похитить сердце сэра Кофы Йоха? А вот кем.
С леди Лари пришел ее племянник, чудесный мальчишка, очень способный художник, ну или талантливая девчонка-художница: Иш – то одно, то другое, по очереди. Алгоритм его нечаянных превращений пока не смогла высчитать даже леди Тайяра, ясно только, что ни одно из состояний не длится дольше дюжины дней подряд. Впрочем, сейчас важно не это, а то, что группа поддержки сразу, с порога затребовала доску для игры в «Злик-и-Злак»; разложив ее на столе, они наперебой начали объяснять правила леди Кайрене, которая, конечно, смущенно бормотала: «Ой, нет, я не справлюсь, давайте сперва просто посмотрю», – но сама заранее понимала, что обречена.
Я перевел дух. Голова, утомленная бессмысленностью бытия, еще гудела, но гул уже стал вполне выносимым и понемногу сходил на нет. Для полного счастья мне, конечно, не помешало бы четверть часа посидеть одному на крыше, и я как раз начал прикидывать, под каким бы предлогом туда смыться; проблемой, собственно, было выбрать из доброй сотни прекрасных предлогов какой-то один, но до выбора не дошло, потому что в моей голове раздался голос леди Сотофы Ханемер, и она сказала: «Нужна твоя помощь, мальчик. Нынче вечером я сварила такую скверную камру, что никто кроме тебя не согласится ее пить. А выливать жалко, мы, кеттарийцы, сам знаешь, прижимистый народ».
С леди Сотофой Ханемер такая проблема: ради встречи с ней я брошу все. Даже если в этот момент буду висеть над пропастью в тщетной попытке спастись от злокозненного врага, придется мне усилием воли временно отменить и врага и пропасть, и топать к леди Сотофе. А повисеть можно и завтра, если вдруг окажется, что без этого по какой-то причине не обойтись.
Впрочем, следует отдать должное леди Сотофе, она этим не злоупотребляет. Еще ни разу не вызывала меня в совсем уж неудобный момент. Иметь дело с могущественными колдунами в этом смысле вообще одно удовольствие: у них прекрасное чувство времени, а желание быть неудобными и делать назло прошло задолго до моего рождения. Предположительно, до позапрошлого. В общем, давным-давно.
Я пообещал: «Явлюсь через пару минут и все выпью, не беспокойтесь», – и сразу послал зов сидящему напротив Кофе: «Будете смеяться, но меня срочно вызвала леди Сотофа, вот только что, прямо сейчас».
